до ближайшей пивной и торговых лавок, но тихо и малолюдно.

— Молодец, — хвалит его Рутил, Сапсан хлопает по плечу, ободряя, я все еще не говорю. Уже много сказано. С опаской отворив дверь, заглядываю внутрь.

— Смелее, — чуть ли не шепотом на ухо говорит Туман. — Или думаешь, Боги уже тебя ждут там на ужин?

— Веселый ты парень, Волк, — дернув плечом, бормочу я в ответ. — Жалко, что дурак.

Рутил расталкивает нас и входит первым.

Гостевой дом похож на все остальные, что мне доводилось видеть: большой зал со столами для обедов и жилые комнаты на верхнем этаже. Кухня, скрытая от посторонних глаз, и хозяйские помещения в дальней части здания. На одной из стен обеденного зала висят шкуры лесных зверей в виде украшений, на другой — портреты.

— Ужин подадим через четверть часа, — вместо приветствия произносит вышедшая на встречу женщина. — Комнату мы подготовили.

— Я голодный, — радостно сообщает Сапсан.

— Проводи девушку, — кивает на меня Туман, и женщина подходит к лестнице, чтобы указать путь.

— В комнате тоже такие лампы? — Я поправляю сумку на плече. — А свечей нет?

— Есть, — недоумевая, отвечает хозяйка дома.

— Дайте ей свечи, — велит Туман, — у нее глаза больные, свет слишком яркий. И спускайся на ужин, — говорит он уже мне.

Комната на четверых человек, меньше чем обычно. Кровати размещены в два ряда друг над другом, для экономии места, есть небольшой стол и крючки для одежды, слишком маленькое окно, чтобы я могла в него протиснуться, и дюжина мелких лампочек на потолке. Скромно.

— Подготовить воду для купания? — спрашивает женщина, погасив электрический свет.

— Нет. — Я бросаю сумку на одну из верхних кроватей. — Ничего, кроме того, что вам уже было сказано.

Привыкнув к полумраку, я сажусь на постель и снимаю куртку. Пальцы отогреваются, двигая ими, не чувствую привычного легкого онемения. Скинув сапоги, растираю ноги и замираю, прижав колено к груди. Голодные хищники как угроза отходят в сторону, отступает холод, остается Ардар и девочки. Получив передышку между мрачными и опасными лесами, не брезгую возможностью все обдумать.

Я не зову Калу. Моя связь с ней, как и с девочками, иная, но она тоже оборвется, когда мы зайдем в тихие земли. Должно быть что-то еще. Что позволит мне оставаться их броней даже там, где не слышат Боги. Защищать Ардара тяжело уже сейчас, а если я не смогу помочь ему, когда перейду границу земель, воспримут ли Боги это как нарушение клятвы? С другой стороны, редкий враг может подобраться так близко к Ардару, чтобы достать клинком. Редкий, и тем не менее на селение напали. И были пострадавшие, горящие дома и запах Смерти. Мог ли он нарочно позволить напасть на селение? Нарочно подставиться под ножи? Поставить под удар девочек? В его умении достигать целей я не сомневаюсь. Мне известно, что он не гнушается ничем.

Я провожу пальцем по шраму под рубахой.

Девочкам ничего не грозит. Кала не позволит, а Ардар не глуп. Если я лишусь хоть одной из них, у него не останется и призрачного шанса нагнать меня. Но теперь, когда ему ясно, что я ушла далеко, значительно дальше центральных земель, Ардар направится сюда, на Юг. Прошло чуть больше месяца, как мы миновали Криф, немногим больше декады с момента нападения, он уже на полпути сюда; единственное направление, где можно меня отыскать. Я уверена, на Западе Ардар уже расставил сети и ждет не первый год, в особенности если слова Иаро — правда, а здесь слишком много гор и лесов, не выследить.

Туман каким-то образом смог меня найти и поймать.

Я поднимаюсь с постели, натягиваю сапоги и спускаюсь на ужин.

В Крифе ему сообщат, что, возможно, видели меня. Но мертвый выжженный город подскажет Ардару верный путь, он двинется дальше. Ему потребуется меньше дней, чтобы дойти до Парсона. На машинах, с оружием за поясом он не тратит часы на хождение вдоль рек и беготню от зверей. Вот только Парсон — последнее место, где Ардар станет искать. Выходит, Парсон — самый безопасный и коварный город для меня. И плохо, и хорошо.

Я сажусь за стол напротив Сапсана, по правую руку от него — Туман. Мазнув взглядом по котелку, наливаю себе воды из графина.

Есть во всем этом одно самое непредсказуемое обстоятельство. Ардар в отчаянии. Если он согласился подставить себя, девочек и все селение ради нелепой возможности убедиться, что я жива, вероятнее всего, он уже не руководствуется ни логикой, ни здравым смыслом. Он идет по следу и, возможно, также вдоль реки в надежде нагнать меня. Но есть и бóльшая опасность — Ардар может оставлять на воротах любого города кого-то из своих, в том числе и здесь, а значит, за те пару часов, что мы терпеливо ждали Тумана, меня заметили, сообщили ему, и Ардар мчит на всех парах сюда, в Парсон.

Тяжелая ладонь ложится на плечо, и я вздрагиваю, дергаюсь в сторону, сердце ухает, пропуская удар. Меня накрывает дикий панический страх, и, втянув в легкие воздух, я останавливаюсь, понимаю, что это лишь в моей голове Ардар стоит за спиной, а на деле его здесь быть не может, но замираю с опозданием — стакан летит со стола и разбивается, расплескав воду.

Я смотрю на лужу, на опешившего Сапсана, удивленного Тумана и, обернувшись, вижу Рутила, который тоже стоит истуканом, лишь чуть приподняв руку, чтобы не касаться меня.

— Ты чего? — непонимающе спрашивает он.

— Ничего, — качаю головой, совладав с дыханием. — Не ожидала.

Простые слова удобнее всего, в них не бывает лжи.

Мне никто не верит. Даже черные непроницаемые глаза Тумана будто насмехаются. Все верно, я не должна никого бояться. Это тоже уйдет, не сейчас, нужно подождать, ни один страх не будет сильнее меня. Придет день, и Ардару вернется все сторицей, а я не буду дрожать от одной мысли о встрече. Пусть не сегодня, но однажды.

— Как же так? — сокрушается выскочившая на звук разбитого стекла женщина. Я опускаюсь на корточки, чтобы помочь с осколками, она же раздосадована так, словно это последний стакан в доме.

— Эй, хозяйка, — окликает Туман, — здесь можно найти проводника? Нам нужно перейти за гору.

— За гору? — Кинув тряпку в лужу, она выпрямляется и забирает у меня из рук осколки. — Там ничего нет. И не ходит никто туда.

— А Леса Смертников? — удивляется Рутил, по-видимому, заподозрив, что наша карта была в корне неверной. Женщина задумывается, и, пока я усаживаюсь на стул, не произносит ни слова. Ее взгляд