Рутил. — А ты что скажешь? — Он обращается ко мне, вынуждая вернуться.

— Нужно спускаться. Здесь только один путь и, если пума действительно идет следом, тут поймать нас проще всего.

— И все равно, разберемся по утру, — не меняет решения Рутил.

Я сижу у костра вместе с хаасами весь вечер и засыпаю первой. У огня безопаснее всего: звери его не любят, холод с ним не страшен. Шум падающей воды заглушает все тихие звуки, вот почему я никак не могла найти ориентиры, слушая ветер.

Не знаю, на что надеются хаасы, но никакого чуда с рассветом не происходит, и Рутил велит собираться в дорогу. Очевидно, что мы двигаемся несколько иным путем, чем Туман, потому что он не появляется ни к обеду следующего дня, ни к вечеру, когда мы снова разбиваем лагерь. Первым свое волнение выказывает Сапсан:

— Его долго нет.

Я переглядываюсь с Рутилом и понимаю, что нас всех мучает примерно один и тот же вопрос. Идти ли дальше без Тумана? В Парсон, в горы, в тихие земли. Я думаю, если Смерть прибрала его к рукам, мое обещание потеряло силу, а значит, можно освободиться от хаасов и вернуться на свой путь, не встречаться с ниадами, не тратить в пустую месяцы. Если он мертв, я смогу сбежать от Рутила и Сапсана, потому что никто из них не знает, как меня найти или удержать.

— Придет, — уверенно заявляет Рутил, но безмятежных песен не поет. Он разводит три костра, чтобы лучше видеть в темноте. Сапсан пишет и пишет свои заметки, но прочесть мне не дает. С края обрыва я могу видеть тонкую нить бурлящей реки, но грохот водопада давно не слышен. Опасаясь, что дальше вода и вовсе уйдет под землю, я пытаюсь понять какой тропой спускаться. Беда мерещится под каждым кустом. Без ежевечерней охоты Тумана обеды и ужины скудны, фляги с водой пустеют, а пробраться к бурлящему внизу руслу невозможно.

Рутил шумно подходит со спины и встает рядом, тоже озабоченный положением.

— Возьми. — Он протягивает мне небольшой заточенный нож. — На всякий случай.

Я прячу лезвие в сапоге. Не мне одной тревожно. Рутил дал оружие, чтобы защищаться, он верит, что я не стану нападать или угрожать ему хотя бы ради Вербы. То, что я помогла Сапсану выжить возле Крифа, тоже служит залогом. Если Туман погиб, я уйду, не причинив хаасам вреда.

Я надеюсь, Туман жив.

Ночью мы дежурим по очереди, навязчивое ощущение опасности свербит у каждого внутри. Я вызываюсь первой, подспудно догадываясь, что они не разбудят меня ради этого позже, а будут коротать часы до рассвета вдвоем. Утром в метрах пятнадцати от лагеря заметны следы лап. Под конец четвертого дня мнимое спокойствие покидает даже Рутила и, вручив мне последнюю флягу с водой, он отводит Сапсана в сторону. Думает уберечь меня от плачевных новостей.

— Я не Ива, Рутил. У нас нет воды, хищники идут по пятам, запасов все меньше, как и сил. Я знаю, когда дела плохи. Можешь говорить громко.

— Самое плохое — я не знаю куда идти. Карту забрал Туман. План идти вдоль реки не сработал. И, полагаю, если мы задержимся больше чем на ночь на одном месте, нас сожрут.

Я грею руки, едва не сунув их в огонь. Уже даже привычно постоянно зябнуть.

— Если вернемся в лес, он сумеет нас найти? — смотря на языки пламени, и спрашиваю, и утверждаю. Туман ведь смог меня выследить еще тогда. — Раньше пумы? Там больше еды: травы, ягоды, грибы, воду можно собрать с листьев, росу, опять же. Всегда есть ветки для костра… — я говорю, в общем-то, очевидное, едва не повторяя слова Тумана, сказанные дней пять назад.

— А Боги не могут нам помочь? — тихо спрашивает Сапсан, и после его долгого молчания я ощущаю это как удар в спину. Его слова звучат так: ты можешь сделать все проще, сделай. У меня нет иллюзий, я помню, каков мир людей и кем считаюсь у них, но Сапсан умудряется удивить. Он уже забыл о своей клятве.

— Разве Хаас нас оставил?! — зычно произносит Туман из темноты и почти тут же появляется в свете костра. У меня вырывается вздох, и я прикрываю глаза в тот момент, когда Рутил с Сапсаном встают, чтобы радостно пожать руку вернувшемуся Туману. — А ты, Жрица, не рада мне? — спрашивает он и садится рядом с кострищем. — Насилу нагнал вас, конь совсем слабый. Отсюда до Парсона, когда выйдем на пологий склон, меньше трех дней, первые стены сразу у подножия горы, сам видел. Так что дней через пять будет вам теплая постель да свежий хлеб.

— А хищники? — я протягиваю ему флягу с водой, стараясь не смотреть в лицо.

— Разберемся, — легкомысленно обещает Туман, воодушевленный прорывом. — Спустимся ниже, они отстанут.

И пока хаасы оживленно обсуждают ближайшие дни, я ложусь, отвернувшись спиной к огню, лицом к деревьям, и засыпаю.

А на исходе пятого дня мы стоим у ворот Парсона, и я мысленно проклинаю всех и вся. Боги покарают, даже если я просто зайду в город.

— Ну что на этот раз? — утомленно спрашивает Туман, спешиваясь вслед за мной.

— Ты не сказал, что это город прежних людей, — упрекаю я, сцепив пальцы в замок и поднеся к подбородку. Смотрю на железные двери с горящими лампочками сверху. Электричество.

— А разве не все города такие? — Он проявляет чудеса выдержки и терпения, а учитывая, как легко мне удавалось выводить его из равновесия в первые дни плена, Туман очень старается. Еще я хорошо понимаю, что все мы устали от долгого пути, а значит, не только у меня натянуты нервы.

— У тебя в племени вроде нет электричества.

— У нас есть машины.

Я беззвучно шевелю губами, ругнувшись от души:

— А стоило бы следовать всем заветам Богов.

— Объясни, Жрица. — Туман трет лицо ладонями. — Я никогда не могу разобраться сразу, если ты говоришь быстро и непонятно.

— Древние злятся, когда люди используют прежние механизмы. Прощение я могу заслужить только кровью. Здесь, в Парсоне, все, чем бы мне не пришлось воспользоваться, может вызвать их гнев, а в гневе даже ветер не отзовется. Вы не слышите, как идете против их воли, а я останусь без защиты из-за вас.

— Значит, попробуй ничего не касаться, — предлагает Туман, чем злит меня неимоверно, но именно это и заставляет замолчать. — Идти больше некуда. Либо Парсон, либо обратно в горы к зверям. Поэтому надевай что-нибудь на руки и оставь остальное на волю Богов.

— А