Шрифт:
Закладка:
– И мы будем парой? Настоящей парой?
Его взгляд потеплел, и он с нежностью посмотрел мне в глаза:
– С подарками, с поводом и без, с просмотрами сопливых мелодрам и все такое.
Я вдохнула полной грудью – легкие наполнились кислородом, однако у меня возник логичный вопрос:
– Подожди, а если спустя двенадцать месяцев кто-нибудь из нас или мы оба не захотим расставаться? Этот договор можно будет продлить?
Мягкость тут же исчезла – лицо Дуэйна словно окаменело. Он выпрямился, отдалившись всего на несколько дюймов, однако между нами словно легла пропасть. В голубых глазах читалась холодная решимость.
– Нет. Ни при каких обстоятельствах. Год, и не больше. По истечении этого срока отношения закончатся, останешься ты в Грин-Вэллей или нет.
– А если я смогу уехать только через два с половиной года? А если…
– Двенадцать месяцев, и все. Не хочешь – как хочешь, – отрезал он, будто желая сразу дать понять, что не намерен торговаться.
Дуэйн сжал челюсти и уставился на меня тяжелым взглядом, напомнив мне прежнего Дуэйна Уинстона – мальчишку, который безжалостно разбивал мои аргументы, побуждая смотреть на вещи с разных точек зрения. Тот Дуэйн меня немало раздражал – и оказывался прав в девяти из десяти случаях.
Я ощутила в груди какой-то спазм вроде всплеска паники, отчего стало трудно дышать. Я машинально прижала ладонь к груди, вглядываясь в Дуэйна, сидевшего с совершенно непроницаемым лицом.
Я открыла рот, чтобы все же попробовать уговорить его – твердость в этом вопросе казалась мне бессмысленной, но Дуэйн меня опередил:
– И если мы на это подпишемся, ты больше не заговоришь о возможности продления договора. Ровно через год, начиная с сегодняшнего дня, между нами все будет кончено.
Я долго смотрела на него, поняла, что он совершенно серьезен, и на душе стало как-то скверно.
Поэтому я задала вопрос, ответ на который хотело знать мое запаниковавшее сердце:
– А видеть я тебя смогу?
Он пожал плечами:
– Ну, пересечемся где-нибудь случайно. Городок-то маленький.
– Мы останемся друзьями?
– Не знаю.
– А при встрече ты со мной заговоришь или молча пройдешь мимо?
– Я буду вести себя вежливо.
– Только вежливо?
– Я правда не знаю, Джесс, – прошептал Дуэйн, и в голосе слышалась печаль.
– Вообще-то ты должен знать, Дуэйн! Потому что я, пожалуй, не смогу встречаться целый год, а затем раз – и будто ничего и не было.
– Но ты же готова бросить меня ради поездки в Тимбукту, какие проблемы?
– Не смей тыкать меня моей мечтой, – ощетинилась я. – Мне подколок и дома хватает!
Широкая грудь Дуэйна приподнялась, и он тяжело вздохнул. Голубые глаза несколько секунд смотрели в мои, затем он отвел взгляд и покачал головой.
– Вот поэтому только двенадцать месяцев, и не больше. – Когда Дуэйн снова поднял на меня глаза, его взгляд был ясным, серьезным и решительным. – Если мы ограничим отношения двенадцатью месяцами, это расставит все по своим местам. Не придется снова заводить этот разговор, потому что твой отъезд ничего не изменит, мы к тому времени уже расстанемся. Ты сможешь уехать без ощущения, что тебя что-то здесь держит.
Я смотрела на Дуэйна, раздумывая над его словами.
– Да, ты хорошо все придумал, – обвиняюще вырвалось у меня, сама не знаю почему.
– Так и есть.
Я ощущала… раздражение. Но тут мне пришло в голову, что Дуэйн, получается, думал обо мне всю неделю. Он думал о нас и как нам быть вместе. И я сразу обмякла от сентиментальности.
Поэтому, вдохновившись и растрогавшись от такого внимания, я выпалила, не думая:
– А что, если мы…
Я остановилась, сообразив, что едва не сказала: «А что, если мы попробуем по-настоящему, без временных рамок, а свои планы я отложу на неопределенное время?»
Только сейчас я поняла, как мне нравится – по-настоящему нравится – Дуэйн Уинстон. Нет, конечно, он и раньше мне нравился, но инстинктивная паника при мысли о конечности наших отношений, да еще со строго определенным сроком, загнала меня в ловушку.
Ох, дорогая моя ирония судьбы! Как же я по тебе скучала…
Я прикусила нижнюю губу, чтобы не выболтать свои мысли. Папа любит говорить: «Нельзя обожраться пирогом и не растолстеть». Это его интерпретация известной поговорки «Нельзя и сохранить пирог, и съесть его», но суть одна.
– Что, если мы что? – поторопил Дуэйн, не дождавшись продолжения.
Взглянув на него и убедившись, что он абсолютно серьезен насчет временных рамок, я решила попробовать поторговаться.
– Что, если мы введем испытательный срок?
Дуэйн с подозрением уставился на меня:
– Это еще зачем?
Пришлось сочинять на ходу.
– Ну… потому… потому что было бы странно и… обидно начинать отсчет с сегодняшнего дня, с 14 ноября. Это как-то неправильно – посреди месяца? Да еще перед самым Днем благодарения и Рождеством? Нет, давай установим шестинедельный испытательный срок, а официальный отсчет начнем с 1 января.
Дуэйн прищурился, но рот у него съехал куда-то в сторону, будто он сдерживал улыбку:
– Ты просто пытаешься получить тринадцать с половиной месяцев вместо двенадцати!
Я пожала плечами.
– Черт, ты меня разоблачил. Ну и что, если пытаюсь? Что, в конце концов, такое какие-то шесть недель?
Сдержанная улыбка сменилась хмурой задумчивостью. Он обдумывал мои слова. Я почувствовала, что не помешает его слегка подтолкнуть.
Я пододвинулась на стуле, так что мои ноги оказались между коленей Дуэйна, положила ладони ему на бедра и подалась вперед:
– Два Дня благодарения. Два Рождества. Два сочельника. В этом году я даже не знаю, что тебе дарить, но на будущий год… – Я улыбнулась, как я надеялась, завораживающей улыбкой.
Дуэйн вздохнул, уголки его губ снова приподнялись, и я едва не вскочила со стула и не прошлась «лунной походкой», когда он сказал:
– Ладно, один год начиная с 1 января.
Я не стала исполнять знаменитый танец. Вместо этого я с восторженным писком кинулась Дуэйну на шею и расцеловала его. Я быстро управилась – всего пару раз крепко поцеловала в губы – и отстранилась посмотреть ему в глаза.
Дуэйн широко улыбался, обняв меня за талию и придерживая за бедра. Желудок и сердце старались превзойти друг друга в радостном трепете.
Отличный исход, прекрасный компромисс… Возможно, я не признавала очевидного и готовила для себя болезненный удар, но будь что будет. Впереди много времени об этом поразмыслить.