Объединение «Апатит» добывает в год около сорока миллионов тонн горного сырья. И Демидов, назначенный заместителем главного инженера, возмечтал связать воедино разорванную технологическую цепь — от взрыва до погрузки руды на обогатительной фабрике: запустить горный конвейер. И чтобы этот непрерывный, непрекращающийся поток не просто ускорил весь производственный цикл, снизил бы потери сырья в пути или уменьшил потребность в людях — все это очень важные факторы, нет спора, — главной же инженерной задачей стало: автоматизировать горное подземное хозяйство, вынести горняка на дневную поверхность, чтобы он управлял процессом. Там, под землей, чаще возникают ошибки, искажения, неточности. Тогда «если и хочешь, чтоб тебя давнуло, тебя не давнет», — такой возник принцип.

Ритм инженерной работы был задан жесткий. В соседнем комбинате «Североникель» было сокращение, пришло оттуда много специалистов. Почти никто из них не выдержал темпа, не прижились. В объединении требовали безо всяких стеснений: «Умы не должны бездействовать. Это изнуряет хуже всякой перегрузки. Словом, надо думать».

Юра это впитывал, понимал, ему это нравилось. В заданную скорость он вошел, впрягся. Ему доверили науку и новую технику в объединении: укладывайтесь в сроки. Многие из разработок необходимо прокрутить на кандидатских защитах — в Москве и в Ленинграде. Директор и главный инженер стали докторами наук. «Расклад, — говорили, — такой, наука — мать производства». Неутомимый соискатель Демидов добежал быстрее всех. С костылем-то. Он пользовался тогда уже одним костылем. Осциллограммы, датчики — и все под землей. Ставку оправдал: защита его кандидатской диссертации в Ленинградском горном институте прошла на ура. Тот самый профессор-экзаменатор сказал: «Хорошо, Юра. Доделал. Можно патентовать». Тут и появилось выражение: «Гомеостазис Демидова, явление сверхустойчивости». Лева Светлов, доживи он до этого дня, наверняка вспомнил бы про наш эталон твердости и надежности.

Целеустремленный это человек, Юрий Демидов. Признался однажды: «Все бы сначала — то пошел бы в горняки. Или в медики. Сейчас вижу многое по-другому. Врачи уважаемые должны быть люди. Им дома надо строить, больничные дворцы наряду с дворцами культуры и спорткомплексами. Спасают же нашего брата от смерти».

Теперь Юра только с палочкой ходит, с клюшкой. С недавних пор работает в Кольском филиале Академии наук СССР. «Честь, — считает, — великая: готовить техническую политику новых пятилеток. При большом числе неизвестных».

Я слегка завидую ему, точнее, завидую той красивой, умственной, объемной, несуетливой работе, которой он занят и право на которую он сам достиг, завоевал. Люблю в нем нерастраченный азарт (сейчас возьмет гитару в руки, склонится над ней и станет вырывать аккорды: «Ах, сенокос, сенокос, сенокос...») и твердость, определенность желаний.

В своем кабинете перед гостем обязательно встанет, кресло придвинет. Как все. Не выносит, по его словам, работы клерка, когда цифры столбиком складывай. «Посадили бы меня у бетонного столба: вот тебе, Юра, пятьсот рублей, смотри, чтоб его никто не украл. Месяц, может, просижу, а потом — тошно. На рудник убегу, в теннис буду играть, в шахматы, на гитаре».

По снарядовой гимнастике Юрий Васильевич выполняет упражнения второго разряда: снимайте, пожалуйста, в кино. На лыжах выходит вместе с Олей (она уже замужем) и с Димкой, который своего папу со здоровыми ногами и не видел никогда.

Играли мы как-то в шахматы, я неожиданно для себя спросил:

— Юра, после того как ты сломался, сына своего пошлешь в горняки?

— Да, — ответил Демидов. — Пошлю.

5

Меня заинтересовало, что ищет молодежь на Всесоюзной ударной стройке сегодня, для чего туда собирается?

Помогли мне в том же комитете комсомола, показав целую пачку писем.

Трюмный машинист Виталий Ильичев (Тихоокеанский флот) считает: «Началась одиннадцатая пятилетка, а я еще ничего не сделал. Решил сам испытать свои силы. Сугубо строительной профессии не имею, но надеюсь приобрести. Сейчас моя работа схожа со специальностью сантехника».

Учащиеся Жовтневого медучилища из Николаевской области просят: «Уважаемый комитет комсомола! Мы, конечно, не токари и не слесари, но мы очень хотим работать на ударной стройке. Осуществите нашу мечту. Ждем положительного ответа». В приписке интересуются, каковы условия жизни и предоставляется ли общежитие иногородним.

Четыре подружки — Валя, Надя, Людмила, а также Венера Валентиновна из села Теплый Колодезь под Белгородом предлагают: «Нам по девятнадцать лет, по профессии мы кондитеры, незамужние, среднее образование имеем. Мы можем лепить пирожки, оформлять торты, пирожные, — в общем, все мучные изделия. Мы еще никогда не работали на ударной комсомольской стройке, и нам очень хочется почувствовать настоящую жизнь, наполненную кипучей трудовой деятельностью».

Почитаем еще одно письмо — Вали Мирошниченко из Магнитогорска, который в тридцатых годах (Магнитка!) был соперником Хибин. Валя — комсомолка, живет на проспекте Карла Маркса, ей девятнадцать лет, и закончила она десять классов.

«У нас в городе есть свои комсомольские стройки, но все они связаны с черной металлургией. Я сама работаю на заводе, но это только потому, что нужно где-то работать. Не поймите меня неправильно, я не ищу легкой жизни. Может, здесь немного виновата романтика?.. Меня всегда влекла суровая природа Кольского полуострова. Это ничего, что ваш город находится не на самом берегу Баренцева моря. Я бы хотела приносить пользу Родине у вас. Работы я не боюсь, но ведь кроме рук у человека должно быть стремление, желание узнать свою страну. Меня никогда не привлекала металлургия, а труд без увлеченности удовлетворения не приносит. Сейчас я работаю в цехе металлических сеток маркировщицей. Работа неплохая, но я бы хотела приехать к вам, и не потому, что я не знаю, что мне нужно. Именно потому, что я это знаю, и пишу вам. Живу я с родителями. Они меня понимают. Поймите и вы меня».

За год таких или похожих писем почта принесла в Апатиты более полутора тысяч. Приглашено было на стройку («ждем положительного ответа») пятьдесят человек — в основном дипломированные инженеры и несколько шоферов.

Остальным, в том числе и Вале Мирошниченко, послан был размноженный на «Эре» ответ с прочерком после слов «Уважаемый товарищ...» Эта четвертушка бумаги сообщала ракетчикам и пехотинцам («Здравствуйте, вот мы скоро увольняемся в запас...»), электромонтерам и воспитателям («Можно ли устроиться с моей специальностью?»), горным техникам и машинистам (...И какие нужны документы?»), что просьба их «о приезде к нам на стройку рассмотрена» и что «в настоящее время приема на работу нет». Подписывая каждый такой ответ, секретарь комитета ВЛКСМ радовался про себя той оговорке, которая, слава богу, сопровождает сегодня список Всесоюзных ударных строек в журнале