— Ты будешь жить, — наконец решилась Эммилия и прокусила ему шею.

И это был настоящий взрыв чувств и ощущений, они ворвались в её сознание сильным, нарастающим ураганом, мой мозг едва мог переварить такие эмоции… Но в то же мгновение всё растворилось, и я оказался в призрачной дымке.

Чорт!!! На самом интересном месте, теперь неделю ждать следующей серии. Сценаристы — гады!

Я открыл глаза и моментально принял сидячие положение, обливаясь холодным потом. Всё та же комната трактира, где мы с Эм остановились. Как же приятно вновь оказаться в своём теле и чувствовать власть над ним, хоть оно и ныло от боли, будто всю ночь мешки таскал. Сквозь окно пробивался лунный свет, и в его лучах было видно, как кружится пыль по комнате — хм, красиво. На соседней кровати спала Эммилия и постоянно вздрагивала, беспокойно ворочаясь, я решил её не будить. Порывшись в сумке, достал трубку с табаком, дабы покурить и подумать.

Эммилия блуждала в призрачной дымке и ждала, пока появится видение, и оно не заставило себя ждать — туман стал расплываться, меняя форму, и вскоре приобрёл очертания толпы. Да, началось, сейчас она увидит фрагмент жизни Алказара его взглядом. Вампирша искренне надеялась, что это будет то, что поможет ей откинуть все сомнения насчёт своего нового подопечного.

Алказар медленно шёл в толпе людей, в ушах звучала резкая и агрессивная музыка, потом он шагнул на лестницу, которая двигалась вверх сама по себе. Эм очень удивилась, но, цепляя поверхностные мысли Алказара, узнала, что движущаяся лестница называется «эскалатор» или «лестница-чудесница», как называла это его бабушка. Он находился в метрополитене, скоростном подземном транспорте города Москвы, — продолжала выуживать знания из его головы вампирша. Она, конечно, не особо поняла, о чём речь, но решила запомнить. Ей было интересно оглядеться вокруг и рассмотреть всё, но Алказар отрешённо смотрел только вниз, на ребристые ступеньки, и никуда более. Приложив немного усилий, девушка наладила обратную связь и стала чувствовать абсолютно всё, что он тогда испытывал. Среди множества различных чувств и эмоций она отчётливо уловила сильный страх.

Чтобы понять истоки этого страха, наблюдательница стала вылавливать нужные мысли и эмоции своего подопечного и вскоре поняла из-за чего тот чувствует себя так, будто вот-вот провалится в пропасть. Лестница, на которой он стоял, поднималась внутри большого туннеля, он вёл наверх, на поверхность земли, но если бы Алказар поднял взгляд и посмотрел бы в туннель… Перед мысленным взором Эммилии предстала картина возможного развития событий (а может, такое уже случалось с ним в прошлом): туннель незамедлительно удлинится до бесконечности, стены начнут сжиматься и давить, участится сердцебиение, и дыхание станет прерывистым, сердце заколит, воздуха будет не хватать, потом взгляд и рассудок затуманятся, вестибулярный аппарат откажет, и он потеряет сознание или, чего хуже, получит инфаркт.

«Инфаркт, инфаркт миокарда, вот такой рубец! — думал он про себя и незаметно указал пальцами длину рубца. — Чёртова клаустрофобия, блин!»

Эммилия попыталась вспомнить что-нибудь про эту болезнь, но так и не смогла. Мысленно она выругала себя за то, что интересовалась только военным делом во время обучения, а другим наукам уделила мало внимания. Ну разве что историю ещё изучала, время от времени.

Закончив размышлять о своей образованности, вампирша вновь продолжила наблюдать. Вскоре лестница закончилась, и Алказар быстрым шагом прошёл еще один небольшой туннель и вышел на улицу, под капли дождя.

Теперь он смотрел вперёд, и Эммилия могла в полной мере оценить архитектуру нового для неё мира. «Красота!» — подумала она, не скрывая своего удивления. Высокие дома переливались различными огнями, свет которых необычно преломлялся в каплях моросящего дождика. По широким дорогам из серого камня на большой скорости пролетали самоходные кареты и дилижансы разных типов и мастей, везя куда-то людей. Его мир казался таким прекрасным в этом свете… «Вот чего, значит, можно добиться с помощью технологического прогресса, — думала девушка. — Хотя любой мир не без изъянов, наверняка и здесь, за всей этой красотой, найдётся не мало грязи».

Алказар снова не дал вампирше насладиться сполна новыми видами и, закурив, устремился в парк имени Пятидесятилетия Октября. По дороге он подошёл к маленькому квадратному зданию и купил много пива в стальных сосудах. Эм отметила, что расплачивался он бумажными деньгами, а никак не монетами, которых получил немного на сдачу.

Попивая пиво, куря и совершенно не слушая музыку, что орала в ушах, он прождал у входа в парк целый час, одолеваемый мыслями о чём-то очень важном. Ему предстояло сделать что-то крайне неприятное, но неизбежное, её подопечный думал об этом и просчитывал все возможные ходы, искал выходы из той или иной ситуации, пытаясь заглушить мысль о том, что ему страшно.

Вампирше было очень интересно узнать, что являлось причиной всех этих мыслей, и она попыталась снова проникнуть в его сознание, но там царил такой хаос, что Эм смогла увидеть лишь вереницу картинок, что изображали отрывки жизни Алказара и какой-то ярко разодетой девочки. Они были вместе некоторое время как пара и, вроде, оставались ею до сих пор. Ал испытывал к ней симпатию, ему нравилось проводить с ней время, но всё это начало перерастать в сильную привязанность, а за привязанностью могла появиться любовь. Этого он совсем не хотел. Потому что боялся.

Ему тяжело было поверить в счастливое совместное будущее с этой девочкой, он всегда видел только плохую концовку этого сюжета. Алказар боялся повторения прошлого, боялся, что если снова влюбится и потеряет, то второй раз не сможет этого выдержать. И поэтому решил оборвать с этой девочкой все узы, которые их связывали, пока это ещё возможно. Сейчас он собирал все свои силы и смелость, чтобы сделать это, но хаос в голове очень мешал ему.

«Я злой, жестокий, эгоистичный…» — мысленно произнёс Алказар.

Он повторил эти слова про себя ещё несколько раз, быстро и резко, и, закрыв глаза, шёпотом произнёс на выдохе:

— Холодный расчёт…

И вдруг весь этот хаос мыслей, эмоций и чувств моментально исчез. Ничего — ни страха, ни злобы, ни сострадания, ни сожаления,