Шрифт:
Закладка:
— Мы действуем на своем участке, Танюша, победим немца — и все узнаем.
В повседневных заботах, в условиях постоянного напряжения, вызванного нуждами подполья, Мельников все реже вспоминал о связнике. Но о нем не забыли на советской стороне. Инструктируя Шведова перед засылкой в тыл, капитан Шумко назвал фамилию Николая Семеновича.
— Знакомая фамилия,— сказал Александр Антонович.
— Вы одно время работали вместе... Заведующий мастерской.
— Бритоголовый! Коренастый... Знаю, хорошо знаю.
— На всякий случай возьмите его адрес.
В марте Шведов побывал на Путиловской улице, но Мельникова там не оказалось. Как-то разговаривая с Новиковым, услыхал фамилию Патюка, узнал, что тот работает в райуправе.
Шведов увиделся с Патюком, давний знакомый дал новый адрес Николая Семеновича. Александр Антонович пошел к нему вместе с Ухловым. Чернобровый красивый парень с непослушными волосами на голове и с внимательным умным взглядом привязался к Шведову, как к старшему брату...
Пробираясь к фронту, Ухлов, Сурков и Питерский пришли к рыбаку. Старик принял их хорошо, накормил и показал дорогу к позициям. Но они не попали в проход между стыками частей и напоролись на немцев. Их окликнули, Юрий ответил по-немецки. Послышался второй вопрос — и тут же застрочил пулемет, затем второй, третий. Друзья оказались в огненном кольце. Поползли в разные стороны... К рыбаку добрался один Ухлов. Двое суток ждал Суркова и Питерского, но они не появились. Николай возвратился в Сталине
— А может, пробились к своим? — предположил Шведов, подумав о бомбежке аэродрома советскими самолетами. Обратился к Николаю: — Оставайся со мной. Сделаем надежный документ.
На паспорт некоего Федора Авраменко наклеили фотографию Ухлова и подделали печать.
— Теперь нужно тебя переодеть,— предложил Александр Антонович,— Из шинели выйдет пальто. Завтра пойдем искать портного.
Дом с желтой вывеской «Шнайдер-портной» стоял в переулке недалеко от угла. Накануне был дождь, и свежая весенняя тропинка расползлась. Обходя лужи, Шведов и Ухлов добрались до крыльца. На стук открылась дверь, и Александр Антонович сразу узнал Мельникова. Того самого бритоголового заведующего швейной мастерской, у которого он заказывал костюм, когда работал на шахте «Пролетар». Николай Семенович провел заказчиков в свою комнату.
— Что нужно господам? — спросил он и задержал взгляд на Шведове — его лицо с окладистой курчавой бородой и усами вдруг показалось знакомым. Особенно — выразительные живые глаза.
— Шинель на пальто переделать сможете, господин шнайдер? — спросил Александр Антонович, приветливо улыбаясь.— И еще: нет ли у вас какой-нибудь работы по печной части?
Портной напрягся, сильно заколотилось сердце — незнакомец обращался к нему с паролем. Сдерживая радостное волнение, ответил:
— Есть.
— Тогда вам привет от Петра Ефимовича,— сказал Шведов и протянул руки.— Здравствуйте, дорогой Николай Семенович. Неужели не узнали? Помните, шахта «Пролетар»?
— Вы? — прошептал обескураженный Мельников и опустился на стул.— Эти усы, бородища... Александр...
— Отныне Саша, только Саша,— предупредил Александр Антонович.— Мой напарник Федор.— Он показал на Ухлова,— Это ему нужно пальто.
На следующий день они беседовали с глазу на глаз.
В приподнятом настроении Шведов покинул дом портного. Разве это не удача — выйти на подпольщиков, действующих в таком уязвимом для оккупантов месте, как железнодорожная станция. Не менее доволен был и Мельников. Он рассказал о посланце обкома партии Доронцову. Антон Иванович сразу предложил:
— Вот свести бы нашего Ивана и твоего Сашу.
Но Батула в это время собирался идти в Мариуполь. Его связники Босянова и Брущенко не смогли пробиться через передовую в районе Дебальцево и в третий раз. За Хацапетовкой они попали под бомбежку, оказались в расположении вражеских войск. Пролезли через проволочное заграждение в пустой домик, где оказался убитый мужчина. С трудом выбрались из опасной зоны... Измученные и потрясенные, возвратились в Сталино.
Петр Федотович решил сам перебраться на советекзчо сторону по Азовскому морю. Валентина Александровна дала ему адрес квартиры в Зачатьевке, где могли приютить и накормить. В свою очередь он посоветовал подпольщице попытаться распространять листовки в глухих районах области и за ее пределами.
Босянова поехала в Запорожскую область. На станции Сталино в «телячий» вагон людей набилось много. Она оказалась рядом с двумя мужчинами — жителями пристанционного поселка. В Пологах меняльщиков загнали в разбитый вокзал. «Проверка»,— с ужасом подумала подпольщица. Мужчины, увидев ее растерянность, поспешили на помощь. Втроем пробрались к печке. Босянова успокоилась, шепнула тому, что в кубанке:
— Нагнись. Вытащи из сумки бумажки и ткни в печку.
Он стал ворочаться, опустился на пол, снял сапог, размотал портянку, накрыл ею сумку. Достал незаметно листовки и ловко сунул в печь.
Когда уже ходили по базару, нагрянула полиция, искала подозрительных. Среди людей поползли слухи, что на вокзале кто-то разбросал советские прокламации.
Вскоре в грязном товарном вагоне она снова поехала в Запоржскую область. На станции Розовка меняльщиков поубавилось. В вагон забрались новые пассажиры. И вдруг раздался знакомый голос:
— Валя!?
Босянова оглянулась и увидела пробиравшуюся к ней учительницу Таисию Васильевну Космачеву. Поезд резко дернул, они обхватили друг друга и сели на пол.
— Тася, откуда ты? Где живешь? — задавала вопросы удивленная Валентина Александровна.
— Тише, тише,— испуганно попросила ее коллега.— Давай ляжем.
На замусоренном, затоптанном полу они, тесно прижавшись, шепотом говорили о своей тяжелой жизни. Босянова призналась, что связана с подпольем.
На следующей станции Космачева сошла с 12 листовками, написанными от руки патриотами станции Сталино. Заброшенная войной за многие километры от родного города, учительница размножила прокламации своих земляков. Правда о разгроме немцев под Москвой, о победах Красной Армии на Вол.ховском фронте, о взятии Ростова и Калинина попала в самые глубинные села Сталинской и Запорожской областей.
Босянова возвратилась домой с сознанием выполненного долга. Узнала о новых диверсиях и саботаже товарищей по подполью.
Старый машинист Скрипниченко умышленно согнул дышло на паровозе, и тот оказался непригодным к эксплуатации. Он же на другом локомотиве вывел из строя котел.