много раз открыто говорил о Гитлере: «Неужели никто не может прикончить этого пса?» Одному из своих помощников он сказал, что сам подумывает о подобном и несколько недель носит в кармане пистолет, чтобы при удобном случае застрелить фюрера. Похоже, такого случая не представилось. Гальдер отправил на Западный фронт одного из своих доверенных генералов, чтобы проверить, поддержат ли заговор военные[369]. Остер тоже зондировал почву. Полученная информация не вдохновляла. Генерал Герд фон Рундштедт, командующий группой армий «А», стоящих на французской границе в ожидании приказа, признался, что его люди не склонны поддерживать заговорщиков. «Если я подниму этот меч, — поэтично сказал он, — он сломается прямо у меня в руках».

Несколькими неделями раньше Гальдер забрал из абвера майора Гельмута Гроскурта (он занимался организацией диверсий) и сделал его главой нового «департамента специальных операций» в Верховном командовании. Тайной задачей этого департамента стала подготовка новой попытки переворота. Работа Гроскурта была аналогична работе Ганса фон Донаньи. Они даже были похожи: худые, напряженные, в очках, весьма пессимистичные. Но воодушевленный неожиданной твердостью генерала Гальдера Гроскурт 2 ноября 1939 года сделал в дневнике краткую запись: «Похоже, скоро будут подвижки». Через два дня Гальдер приказал Хансу Остеру завершить план переворота как можно быстрее. Временное правительство должны были возглавить Карл Гёрделер и Людвиг Бек. Им сообщили, чтобы они были готовы.

Чтобы переместить войска и вооружение и сформулировать боевую стратегию, военным была нужна как минимум неделя. Вальтер фон Браухич, как большинство генералов вермахта, считал, что начинать военную кампанию поздней осенью неразумно. Двенадцатое ноября приближалось. Пятого ноября Браухич попросил Гитлера о встрече — это был предельный срок для принятия решения о нападении на Бельгию, Голландию и Францию. Гитлер принял его наедине. Встреча, продлившаяся ровно час, началась в полдень. В Рейхсканцелярию Браухича сопровождал Гальдер — ради моральной поддержки. Они вместе приехали из военного центра в Цоссене, южном пригороде Берлина.

Гальдер остался в приемной, а Браухич вошел в зал совещаний Рейхсканцелярии — вошел с уверенностью третьеклассника, которого вызвали в кабинет директора. В присутствии Адольфа Гитлера главнокомандующий лишался дара речи. Впрочем, на сей раз он несколько дней репетировал свою речь, а потому надеялся все же высказать свою точку зрения: нужно подождать до весны.

Браухич действительно смог выдавить из себя эти слова. Он сказал фюреру, что холодная сырая погода неблагоприятна для наступления, осень — неподходящее время для серьезной военной операции. Вдобавок многие немецкие войска, использованные в Польше, были неопытны, из-за чего происходили нарушения военной дисциплины. Дополнительная тренировка пойдет молодым солдатам на пользу и…

«Дождь льет и на врага», — прошипел Гитлер. О каких проблемах с дисциплиной говорит главнокомандующий? В каких подразделениях? Кто понес наказание? Гитлер терзал главнокомандующего минут двадцать, а затем развернулся на каблуках и вышел из зала. И тут же отдал приказ о наступлении 12 ноября.

Браухич вышел в приемную белый как мел. Он дрожал. По дороге в Цоссен он рассказал Гальдеру об истерике Гитлера, о его словах, что он все знает о «духе Цоссена» и положит этому конец. Фюрер явно имел в виду негативный настрой армейского верховного командования. Но Гальдер понял слова о «духе Цоссена» неправильно — он решил, что Гитлер почувствовал: против него готовится заговор. Вернувшись в кабинет, Гальдер немедленно связался с заговорщиками и приказал сжечь все компрометирующие документы и бумаги.

«Те, кто рассчитывал на нас, теперь свободны от обязательств, — сказал он майору Гроскурту. — Вы понимаете, что я имею в виду».

Майор прекрасно его понял. Гальдер решил, что момент для переворота неподходящий. Снова отсрочка. Гроскурт скрыл свое недовольство и промолчал. Но приказ уничтожить документы не последовал. И Донаньи тоже. Из дневника Гроскурта исчез оптимизм. В тот день он записал: «От этих нерешительных людей меня тошнит. Ужасно».

На следующий день Гитлер позвонил в кабинет адмирала Канариса. У него появилась идея. Голландия и Бельгия — страны нейтральные, поэтому хорошо бы устроить какой-нибудь инцидент, как в Гляйвице. Фюрер хотел, чтобы Канарис подготовил диверсионные команды абвера в голландской и бельгийской форме, чтобы те устроили перестрелки на границе — тогда у немецкой армии появится повод для нападения.

Канарис не хотел нарушать правила ведения войны и отговорил Гитлера от подобных планов. «Бандитские методы» фюрера вызвали у него отвращение. В штаб абвера он вернулся обозленным и подавленным[370]. Ханс Остер, видя, что планы переворота в очередной раз срываются, пребывал в столь же мрачном настроении. 7 ноября он выехал в войска, пытаясь как-то спасти ситуацию. Он переговорил с генералом Эрвином фон Вицлебеном (он участвовал в подготовке заговора 1938 года, а теперь командовал 1-й армией, расквартированной в Бад-Кройцнахе в Рейнской области) и полковником Винсенцем Мюллером, приписанным к армейской группе С во Франкфурте. Ни Вицлебен, ни Мюллер от визита Остера в восторг не пришли. Еще больше им не понравилось, что Остер привез с собой экземпляры текста публичных заявлений Людвига Бека после переворота. Попади эти листки в руки преданных фюреру людей, десятки заговорщиков поплатились бы жизнью. Кроме того, Остер еще больше усугубил свое положение, по пути назад в Берлин остановившись в Доме офицеров во Франкфурте. Там он весьма недвусмысленно высказывался о нацистском режиме и вдобавок забыл список потенциальных членов кабинета министров будущего правительства. К счастью для Остера и потенциальных министров, этот список нашел офицер с антинацистскими убеждениями и вовремя его уничтожил.

Впрочем, легкомыслие Остера бледнеет в сравнении с сознательной готовностью рискнуть жизнью. Перед этой короткой поездкой во Франкфурт он встречался со своим давним другом, майором Гисбертусом Сасом, голландским военным атташе в Берлине. В конце сентября Сас рассказал о своих подозрениях: майору казалось, что Гитлер собирается вторгнуться в Нидерланды. Остер заверил его, что таких планов нет. Но три недели спустя он приехал к Сасу домой и извинился. «Дорогой друг, — сказал он, — вы были правы. Настала очередь Голландии».

Во вторник, 7 ноября, Сас получил от Остера приглашение приехать к нему домой. Полковник встречал голландца в военной форме — он собирался ехать на Западный фронт и встречаться с генералом Вицлебеном. Остер пригласил Саса на завтрак. За завтраком он сообщил, что нападение на Нидерланды, Бельгию и Францию начнется 12 ноября. Он надеется убедить Вицлебена и других старших офицеров примкнуть к заговору, и тогда вторжения не будет. Впрочем, Остер тут же оборвал