Шрифт:
Закладка:
Я вздыхаю с облегчением, когда Юстус приказывает нам остановиться. Хотя мои туфли мягкие, как сливочное масло, ноги все еще в мозолях. Я не осмеливаюсь взглянуть вниз, опасаясь, что лазурный шелк покрыт алыми пятнами. Вместо этого я сосредоточиваю все внимание на короле.
Мой преследователь топчется на помосте.
– Эта девушка причинила тебе столько горя, Птолемей? – Несмотря на глубокий, как у Данте, тембр, голос Марко звучит с надменным безразличием, которое отсутствует у его брата.
Птолемей поворачивается, его лицо краснеет так, что становится в тон с вплетенной в его волосы лентой.
– Заклинательница змей, – шипит он.
С тех пор как Данте одарил меня этим прозвищем десять лет назад, я не испытываю к нему ненависти, но мне очень не нравится, как его произносит Тимей.
Марко склоняет голову набок:
– Юстус, что ты думаешь по этому поводу?
– При всем уважении, Maezza[41], генерал не присутствовал на месте происшествия. – Спрайт Птолемея порхает над головой своего хозяина, наряженный в такой же малиновый шелк, как и рубашка маркиза.
Марко шевелит пальцам:
– Ты высказал свое мнение, Птолемей. И при этом исчерпывающим образом. А теперь я хотел бы услышать, что скажет по этому поводу дедушка девочки.
– Де-дедушка? – Кровь отливает от лица Тимея.
Я рада, что он не знает, как глубоко Юстус Росси презирает меня, потому что дрожащий маркиз – завораживающее зрелище.
– Юстус Росси. Фэллон Росси. – Марко жестом указывает на меня и дедушку. – Я удивлен, что ты не уловил связи, Птолемей. Юстус, твое мнение?
– Я лично проверил ущерб, нанесенный лодке маркиза, после того как мне сообщили об инциденте. Одна золотая монета покроет ущерб и лодке, и имуществу.
Губы Тимея морщатся, как у Сиб, когда она сосет засахаренные ягоды рябины, приготовленные ее отцом в начале года, – лючинская традиция подсластить горькие моменты, и те, которые мы уже пережили, и те, что еще впереди.
– А как насчет нематериального ущерба, который причинила мне девчонка? Мы еще не договорились о плате за него.
Мои глаза округляются, как и рот.
– Нематериального ущерба?
– Моему достоинству.
Я осматриваю его тело в поисках повреждений, ничего не нахожу и снова перевожу взгляд на его лицо.
– О… вы имели в виду свое эго?
– Прикуси язык, дитя, – рычит дедушка.
Король проводит указательным и средним пальцами по своим изогнутым в ухмылке губам.
– Ты согласился на одну золотую монету, Птолемей. Поскольку мой генерал считает сумму справедливой, я не могу возобновить дело. Этого должно хватить на все. Свободен.
Никогда бы не подумала, что такое возможно, но Тимей краснеет еще сильнее, будто вся его огненная магия скопилась в его лице.
– Остается еще вопрос о змее.
– Да. Остается. – Янтарные глаза Марко, кажется, тоже краснеют.
– Какое наказание вы…
– Ты умеешь превращаться в змея, Птолемей? – спрашивает король.
– Простите, Maezza?
– Если ты не можешь превратиться в чешуйчатого зверя или не являешься родственником синьорины Росси, то остальная часть разбирательства тебя не касается.
Тонкие губы маркиза сжимаются.
– Я был там. Я могу засвидетельствовать…
– Ты сделал это, пока мы ждали обвиняемую. А теперь иди. – Приказ разносится по тронному залу, отражаясь от каждой золотой плитки.
Птолемей разворачивается, его коса бьет верного спрайта по лицу. Крошечный фейри ныряет, затем взмывает вверх, тряся головой.
Разгневанный лорд приближается ко мне, и хотя у меня нет иллюзий относительно чувств, что испытывают в мой адрес оба мужчины рядом со мной, Сильвий делает шаг ближе ко мне, а Юстус кладет руку на драгоценные камни рукояти своего меча.
– Ожидайте визита моего спрайта первого числа каждого месяца, забрать очередную часть платы, Фэллон Росси. – Тимей растягивает «Р» и шипит «С» в моей фамилии, слюна летит у него изо рта. К счастью, он недостаточно близко, чтобы она долетела до меня.
– Принято. – Облегчение от того, что он не придет лично, немного ослабляет напряжение в моем теле.
С другой стороны, зачем маркизу ехать в Тарелексо? Чистокровные редко ходят по его улицам. Они пересекают только наши каналы в поисках ночных развлечений, ускользающих от них в изысканных кварталах, где за женщинами нужно ухаживать, чтобы уложить их в постель.
Хотя меня так и подмывает рассказать о причине нашей размолвки, Катон попросил меня помолчать. Не могу себе представить, что окружающие мужчины хоть как-то посочувствуют. Кроме того, мне нужно ускорить это слушание, а не затягивать его.
Ворон ждет меня. Молюсь, чтобы Нонна с ним еще не познакомилась.
Как только Птолемей выходит из тронного зала и металлические двери с лязгом закрываются, король Марко встает и спускается с помоста. Поскольку он одет в золото от макушки до пят, он сверкает при ходьбе.
Я вздергиваю подбородок, отчасти потому, что король такой же высокий, как и его брат, а отчасти потому, что Нонна научила меня, что поднятие головы повышает уверенность в себе, что мне сейчас очень бы не помешало.
Марко протягивает руку к моему дедушке. Я отступаю назад.
Сильвий вцепляется в мою руку:
– Не боишься змей и маркизов, но боишься небольшого количества соли?
Стук моего сердца замедляется так внезапно, что я чувствую слабость. Я думала, что меня вот-вот обезглавят.
Я пошатываюсь, потому что пальцы Сильвия сильнее впиваются в мою кожу, пока Юстус большими пальцами открывает золотую табакерку, украшенную гранеными рубинами.
Король берет в щепоть несколько крупных белых хлопьев.
– Откройте рот, синьорина.
Хотя я предпочла бы сделать это сама, я подчиняюсь правителю, который сыплет соль мне на язык, как будто приправляет меня для жаркого.
После того как у меня перехватывает горло, он спрашивает:
– Как получилось, что наши величайшие вредители не переломали вам кости и не утащили вас в свое логово, синьорина Росси?
Я сжимаю губы, пытаясь решить, как лучше ответить.
– Возможно, потому что, в отличие от некоторых лордов, звери не чувствуют угрозы от меня, Maezza.
Марко фыркает. Хотя на его голове корона, а в теле – волшебная сила, этот звук напоминает мне, что монарх сделан из такой же плоти и крови, как и я.
– Я видел, как дети падали в Марелюче – как человеческие, так и дети фейри – и истекали кровью, когда их уносили. Я очень сомневаюсь, что змеи чувствуют угрозу со стороны наших детей. – Его веки опускаются на янтарные глаза,