Шрифт:
Закладка:
Ввиду того, что янтарный завод, находящийся в частичной эксплуатации военторга, не может быть эффективно использован как промышленное предприятие, требующее специфического руководства, приказываю:
Передать янтарный завод со смежными цехами и карьером по добыче янтаря, расположенный на станции Пальмникен Земландского района, из системы военторга в ведение Министерства местной промышленности РСФСР.
Из приказа областного управления по гражданским делам от 10 июня 1946 года
ГАКО. Ф. 298. Оп. 1. Д. 3. Л. 57
Трудно сказать, что сыграло главную роль, настойчивость первого директора или случайное стечение обстоятельств, но в истории Янтарного произошел неожиданный поворот. Об этом рассказывает другой ветеран комбината Николай Исаакович Пашковский:
— В 1947 году в связи с образованием области в Кёнигсберг прибыла целая комиссия на спецпоезде, в том числе А.Н. Косыгин. Приехали принимать область. Несколько человек, в том числе заместитель министра внутренних дел Круглов, приехали в Янтарный. Ходили смотреть карьер. Тогда это было большое мертвое озеро желтого цвета, рельсы провисали, экскаваторы чуть ли не веревками привязывали... А в МВД тогда существовал крупнейший главк — Главное управление лагерей горнорудной промышленности (золото, руды, уголь, нефть). Круглов сразу сказал, что забирает янтарь в свое хозяйство. Из системы МВД хлынули кадры: с Дальнего Востока, с Воркуты. Было построено два лагеря на шесть тысяч заключенных. Их называли «пионерские» лагеря, потому что в них содержались заключенные на короткие сроки и за небольшие преступления.
Уже после смерти Сталина в 1953 году предприятия МВД стали раздаваться гражданским ведомствам. Янтарный комбинат достался тресту «Русские самоцветы».
Гослов
При расспросах старожилов нас, конечно, интересовала и история рыбной промышленности. Особенно нам повезло на Куршской косе. Здесь, в поселках Рыбачьем и Морском, мы беседовали с людьми, создававшими в 1947 году первые рыболовецкие колхозы. Но до колхозов был еще Гослов. Так в народе называли различные промысловые артели, которые организовывали промышленные предприятия и воинские части для снабжения рыбой своих работников. С этой темы обычно и начиналась наша беседа с ветеранами-рыбаками.
— С сорок пятого года здесь Гослов заправлял, — говорит Наталья Семеновна Соседова. — Ловили на катерах и выловили всю рыбу. Разные гражданские организации и военные тралили, что попадет, — утюжили залив.
— В поселке Рыбачьем колхоз организовали только в июне или июле сорок восьмого года, — делится своими воспоминаниями Иван Александрович Шилов. — Гословские к тому времени выловили весь залив. У них было четырнадцать катеров с двигателями по семьдесят пять лошадиных сил и с тралами, полученными по репарациям. Начальник Гослова Курочкин говорил и руками показывал: «Лови всю: и такую, и такую!».
Истребление рыбных запасов было приостановлено с организацией стабильных рыболовецких хозяйств. Процесс этот, однако, имел свои сложности. И прежде всего не хватало квалифицированных специалистов: в рыбаки приходилось записывать тех, кто соглашался, а иногда — и прибегать к принуждению. Михаил Михайлович Рябов из Новгородской области в 1947 году приехал сюда вместе с братом по вербовке.
— В Зеленоградске нас посадили на баржу и повезли в Рыбачий. Вербовали нас в рыбколхоз, но никто туда не шел — мы же не рыбаки были. Тогда нас под конвой — и сюда!
Случалось, что рыболовецкие хозяйства существовали только на бумаге. Ловить рыбу было нечем.
В рыболовецком колхозе XXX лет Октября Ладушкинского района колхозники в течение четырех месяцев не использовались ни на каких работах. Эта рыболовецкая артель не имеет ни одной лошади, хотя имеет план сева зерновых на 150 гектаров.
Из письма заместителя начальника переселенческого управления при Совете Министров РСФСР, 6 марта 1948 года
ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 81. Л. 4
Прибрежная ловля рыбы осуществлялась еще во многом кустарными способами, с использованием ручного труда, особенно тяжело приходилось женщинам. Вот типичное свидетельство Натальи Семеновны Соседовой:
— Осенью сорок восьмого года я пошла рыбачить. На косе все рыбачили. В бригаде из пятнадцати-шестнадцати человек — двенадцать девушек. Когда выгружали и носили сдавать улов (несколько тонн), руки были с кровавыми мозолями. Девки работали больше мужиков. А те, бывало, пьяные, еле разбудишь такого, затолкаешь в лодку — и в залив. В заливе закладывали невод метров на триста. Мужик выбросит мотню и курит, а мы выбрасывали весь невод. За ночь ставили пять-шесть раз. Весь наш флот — лодки-плоскодонки. Один катер ходил собирать лодки. Трудная была работа, никакой спецодежды не было. Один сапог сорокового размера, другой — сорок пятого или вообще валенок. Волна все время заливает лодку... Когда выходили не в залив, а в море, требовался специальный пропуск.
Николай Владимирович Турцов дополняет:
— Мы поднимали затопленные немецкие лодки и на них ловили рыбу. Заработки были плохие. Продуктов нет. А вот когда дождались весны, стали снетка ловить. Научились здесь ходить на пятидесятитонных баркасах. Тянули невода. Ловили леща и судака, ершиков. В море выходили на веслах и даже под парусами. Приходилось и перетаскивать суденышки.
Часто рыбаки оказывались на своих далеко не совершенных судах во