«Всё кругом было в металле» (Савва Николаевич Василь­ев). «На каждом углу валялось оружие» (Илларион Илларионо­вич Шапарь). «Оружие было у всех. Баловались, стреляли. У моего мужа Ивана был пистолет» (Мария Тимофеевна Рыжу­хина). Так или почти так начинался наш разговор со всеми старожилами, с кем довелось побеседовать о проблеме остав­шегося после войны оружия.

Дети играли во взрослых, в самую распространенную игру того времени — в войну. Пулемет, шмайсер, маузер, парабел­лум, вальтер — вот далеко не полный перечень оружия в детс­ких руках.

— Можно было поехать на Бальгу, и там этого оружия и боеприпасов было в огромном количестве. Когда я работал директором школы, меня замучил отдел милиции по поводу того, что мои ученики ездят на Бальгу. А туда все ездили, не только из моей школы. Много оружия находили затопленным в районе крепостей. Во рвах, заполненных водой, было очень много пулеметов, автоматов и другого оружия, потому что, когда немцы были уже окружены, когда сдавались, они броса­ли в воду это оружие, — вспоминает Петр Яковлевич Немцов.

Дополнительную романтику этим опасным играм придава­ли бомбоубежища, подземные ходы, блиндажи — практически весь лежащий в руинах Кёнигсберг.

— Мы ходили по окрестностям, ходили в Королевский за­мок, там лазили везде по подвалам, смотрели, изучали, где ка­кие ходы, где, что и куда ведет. Там были еще останки солдат, каски немецкие, — рассказывает Юрий Николаевич Трегуб, — однажды нашли брошенный фаустпатрон. Отбили вставлен­ную в трубку головку, а там был порох, длинный такой. И во дворе техникума во время занятий решили поджечь этот по­рох. Мой товарищ Леня Давыдов положил трубку между ног. Наклонился и стал поджигать с тыльной стороны. Когда порох загорелся, металлическая труба ударила его. Он упал, труба зак­рутилась, вспышка обожгла все лицо.

Про опасные детские игры рассказывает Антонина Егоров­на Шадрина из поселка Дружба.

— Мы как беспризорники по лесу шастали. Брат нашел целую машину снарядов. Все расковырял, тол вынул, порох напоминал макароны. И игрались: запалим порох, и он как ракета летит, горит. Брат натаскал домой целую подпечь снаря­дов. Мама сунула ухват горячий туда. Слава богу, оказалось, брат их разрядил, но тол в них оставался.

— Мои дети везде лазили, собирали, что под руку попадется, — делится своими давними тревогами Мария Сидоровна Стай­нова из Калининграда. — Я их ругала, а они — семи и девяти лет — продолжали носить в дом найденное. Но только уже не в квартиру, а в подвал. Однажды спустилась туда, а там полно кинжалов и патронов. Потом мы их сдали на склад металлоло­ма.

Оружие, снаряды, взрывчатка не только складировались в подвалах и на чердаках, но и нередко пускались в дело. Расска­зывает Александр Августович Мелнгалв, поступивший в 1947 году в Калининградский строительный техникум:

— Мало кто из ребят не держал оружия. У меня целый год был парабеллум, потом я его обменял на вальтер, а в 48-м году его отобрала милиция. Время от времени милиция «шарила» техникум — изымала оружие. Много было взрывчатки. Группа ребят, и я в этом участвовал, заложила ящик тола в здание, где сейчас Калининградрыбпром, с обратной стороны и взорвала. Нам было интересно: развалится или нет. Потом жалели, что не заложили два ящика.

Мины в металлолом

— Снарядов вокруг дома было навалено горы, прямо не разряженные. В шести шагах от крыльца лежали. И когда мы уже в город переселись через десять месяцев, эти снаряды всё лежали. Странно. Ведь после войны уже три года прошло...», — вспоминает Евдокия Семеновна Жукова из Багратионовска.

Область после войны была буквально напичкана минами и снарядами. Взрывы звучали даже в пятидесятые годы. На полях во время пахоты, в городах при расчистке развалин. К сожале­нию, зачастую людей подводило излишнее любопытство. Мно­гие подрывались на минах и ручных гранатах при попытке разрядить их. «В основном дети гибли. Однажды даже подо­рвались в фонтане напротив нынешнего драмтеатра. Стали дети какой-то камень поднимать, и произошел взрыв», — рассказыва­ет Наталья Павловна Снегульская.

Гибли дети от взрывов брошенных в костер мин и снаря­дов. Владимир Георгиевич Морозов в то время был учите­лем в калининградской школе и знает об этой проблеме не понаслышке:

— Многие приехали сюда с неоккупированной территории — из Поволжья, с Урала, из Сибири, — дети хотели увидеть, как устроен снаряд. И было очень много случаев подрывов. У меня в школе ребят отпустили на экзамены. Двое из них сказали родителям, что поедут за цветами на велосипедах. Они поехали в район ЖБИ-1, чтобы наломать сирени и принести потом ее в школу на экзамены. И на одном из озер, которые сейчас называют Голубые, на берегу лежало много немецких снарядов и фаустпатронов. Принялись их разряжать. Мальчишек было четверо. От троих нашли части тела, а одного, изрешеченного осколками, доставили в больницу, он умер через неделю, не приходя в сознание.

Эйдткунен — первый восточнопрусский город, занятый советскими войсками. Октябрь 1944 г. Надпись на плакате: «Воин Красной Армии! Перед тобой логово фашистского зверя». РГАКФД Кёнигсберг после налета авиации союзников в августе 1944 г. РГАКФД Руины центральной части Кёнигсберга. 1945 г. ГАКО Советская артиллерия двигается на запад мимо трупов немецких солдат. Восточная Пруссия. 1944 г. (подпись к фотографии сделана автором снимка). РГАКФД Верблюжьи упряжки в Восточной Пруссии. 1945 г. ГАКО Советские войска проходят через немецкий населенный пункт на подступах к Кёнигсбергу. 1945 г. Фото Ярина. ГАКО Военные действия на Куршской косе. 1945 г. ГАКО Освобождение советских людей из плена. Восточная Пруссия. 1945 г. ГАКО Военнопленные, освобожденные из лагерей в Восточной Пруссии. 1945 г. ГАКО