— Не дрефь…, хоть и правду говорю! Не успеем, Господь спросит, а ответить не чем! Так вот…, памятник — это хорошо, байки, былины то же здорово. Но вот ты сам то знаешь, что это за речушка течет, ведь она, если ты заметил, только в бору то и протекает?

— И то правда, дядь… И что же за река-то?

— А та же Явонь…

— Как так может быть? Я ее вдоль и поперек прошел, но на бор так и не наткнулся…

— И не наткнешься… Крепче вяжи! И этого нехристя тоже привязывай…

— А его то зачем?

— Где плоть там и душа — уйдет от нас, уже не воротим!

— Что-то страшно мне!

— Ничего тебе бес не сделает, если сам не позволишь, понял?!

— А как не позволить то?

— Господь с тобой — это помни! Найти внутри себя Бога, вцепись и держись… Ну молись, конечно… Так вот… Явонь это… — это рукав ее, под землей в сторону уходящий, и затем так же впадающий. Не простая это река! Ты вот знаешь, что все реки привалдайские тянутся к Селигеру, а эта вот к Ильменю?

— А как же так?

— А вот так… Если верить легенде, а ведь в каждой то правда-то есть! Илья Муромец попросил повернуться ее вспять, чтобы грамотку отнести Василию Буслаеву, что б тот хранил и стерег поля и дубравы русские…, ни какие-нибудь там, а именно русские! А знаешь, зачем Илюша сюда прибыл-то?

— Нееет..

— То-то… Легенда говорит, чтобы водицы испить из животворного ключа… Вон посмотри на «Михея» — вот он испил из него, и сорок лет как молодой скачет, я вот, Проша тот же… А Илюша то не нашел водицы видать, значит Господь его к Себе прибрал в монастыре Киево-Печерском…, дааа…, не нашел, или не захотел найти — устал он здесь, к Богу хотел поскорее, и Господь позволил! Давай-ка, выкапывай, Господь милостив, чай уберег…

— А почему здесь Игнач Крест-то?

— Да кресты, рОдный ты мой, на развилках, важных местах дорог, на переволоках, бродах, ставились с одной целью указать путнику направление и сторону света, а заодно натолкнуть на мысль — нужно ли ему сюда, или в другое место, а то и вовсе от ворот поворот… Это на обычной земле так… Вот татары не к этому, что мы силушку только что испытали, а к тому, что ты говоришь у Яжебниц стоит и попали, да только любой крест связан с другим, и все с этим. Видал, как Ромку стебануло? Вот так и басурманов тех «просветило». Увидев этот свет и Батый, просветлел разумом — очень неглупый человек был…, что нигде такого сопротивления не встречал и сколько войска своего потеряно с русичами быстро уразумел, увидел силу Бога православного, в каждом воине тогда жившего, и решил: «Преклониться не преклонюсь, а уважить — уважу!».

Тяжек был его обратный путь в орду, ни одной существенной победы не было, даже малый Козельск и тот несколько недель сопротивлялся, хотя до разворота у Креста Торжок пал, но живым Батый вернулся. Дальше другая история открывается. А ведь знаешь ты, что Новгород Великий самым могущественным и богатым город русским был тогда, да и до этого задолго он Руси голова и после много, пока не разорил его сначала Иван Третий, а потом и Иван Четвертый?

— А как же Киев?

— Киев не долго побыл великим и то, не величественнее Великого Новгорода, это гордыня летописца сказалась на знании потомков. Уже в двенадцатом веке от Киева только маленькая столица маленького русского княжества осталась. Долго он потом возрождался, но великим снова так и не стал. Да и Гостомысл Рюрика не в Киев приглашал, а в свое государство, управляемое вечем, когда великий люд, зазнавшись к единому мнению, уже разучился приходить, а Киев тогда только начал быть! Через два года после ухода Батыя Великий святой князь Александр Невский в 1240 году с новгородцами шведов одолели, одни, без помощи остальной Руси, а еще через два года и тевтонцев на Ладожском озере…

— Так, а этот то Крест?

— Хм… Как постовые на дорогах стояли — такие же в основном деревянные, и тот деревянный был, и все сгинули почти от неверия потом народ охватившего, а этот…, этот я только раз видел и то лишь частицу, тут центр самого смыкания двух миров, а где ж еще, как не в самом оплоте Божией Земли то быть! Евреи от своего отказались, а мы не откажемся, потому для нас именно здесь «Земля обетованная», для русичей воля важнее всего, но не тела, а духа. Запад этого, да и весь мир не поймет никогда, потому и боятся! А мы и взаперти вольные пред Богом! Этот крест всегда освещает эту землю, но не найти его никому, только «хранители» знают, как найти, даже попавшему в бор, не найти его без особенной молитвы…

— Ну я же место видел, значит найду… Да вон она опушка то…

— Ну пойди, пойди… — Через пять минут Олег вернулся с удивленным, даже испуганным выражением лица:

— Дядь, нет его там…

— Ну «нет» и суда нет… Перекрестись и восславь Бога, не нужен тебе боле этот Крест — о своем помни и неси! Вот восстановить бы все кресты, когда-то на дорогах стоявшие вместе с верой, так не один ворог не прошел бы — какое это оружие от зла, сам видел… Но без Бога вы только и можете, что перекресток в асфальт закатать! Раньше шведы, тевтонцы, татаро-монголы, германцы, «двенадцать языков» землю нашу пытались топтать, а сейчас безбожники все поганят безбоязненно, вот и прячется благодать то от них.

— Дядь Никодим, а где ж источник то жизни?

— А река эта и есть он…

— То есть, если я испью водицы, то как и ты жить долго буду?

— Для того, чтобы испить нужно верить, тогда Господь сам поднесет Свое Своему…

— Ну вот же течет…

— Течет то оно течет, только пить нужно с правого берега, стоя лицом на восток…

— А правый это какой?

— Говорю ж, лицом на восток…, только ты…, поди помнишь, как мы шли вчера по одному берегу, а попали на другой, не переходя реку… Это река жизни! Жизнь твоя течет и правый и левый берег — все ее, потому и испить ты сможешь если жизнь твоя потечет по стезе,