невозможное для этого мира возможным. Не верь никому — в мире людей все перевернуто: добро — лишь то, что тебе приятно, что приносит наслаждение, что удовлетворяет твои желания и потребности — для этого каждый из нас и создан. Все это дает тот, кому ты должен принести жертву. Все злое — это все, что человеку трудно, не нравится, больно, приносит скорби, это то, что принес в этот мир Бог. И кто же после этого благодетель, кто любит нас больше, кто достойнее нашей жертвенности? С кем и в чем ты хочешь провести вечность? Разве может дать тебе в бесконечности наслаждение Тот, Кто при жизни попускал на тебя только скорби? Посмотри на наше прошлое, разве оно не прекрасно, разве не моя постель, разделенная с тобой, была для тебя желаннее всего остального, разве не меня ты любил больше всего мира, разве ни этого ты хочешь снова, что бы остаться подле меня навсегда?» — слова это оставались тяжелым гулом в голове, оседая плотно взамен вытесняемого ими.

Смысловскому стало жарко, он отодвинулся от пса, но продолжал гореть внутри, будто сам стал емкостью для брожения бражки. Он начал задыхаться, но увидев сгущающиеся тучи, почувствовал от них прохладный ветер, ощутил облегчение. Облака не были грозовыми, они не были похожи на обычные, видимые прежде, и они привлекали своей холодностью и тяжестью, будто должны вот-вот упасть. Затмив собой весь лунно-белый купол своей матовость, они начали рассыпаться, давя, как приближающийся, падающий с неба вулканический пепел.

Через мгновение гробовщик ощутил на своем лице мягкие холодные хлопья, то ли и снега, то ли замерзшего пепла, смешанного с раскрашенным углем. Проведя ладонью по лбу, собрав несколько, ощутил их твердость. Присмотревшись, он понял — это бриллианты. Тот же голос объяснил: «Все сокровища мира, как и эти будут твоими!». Драгоценные осадки усилились, падая уже не мягко и бесшумно, а как и положено, стукаясь о землю, друг о друга, подпрыгивая и скатываясь в его сторону. Жадность обуяла одержимого демоном человека, он вскочил, вытряхнул все съестные припасы из мешка и начал набивать его сверкающими камушками…

Олегу снился сон, хотя я бы назвал это прозорливым наставлением в виде притчи, привидевшимся в тонком сне: «Он лежал, придавленный, чем-то тяжелым, но визуально не определяемым, будто какая-то болезнь лишила его совершенно сил и подвижности, кончина вот-вот приближалась, ощущаемая им разрывами чего-то внутри. Непривычным внутренним зрением Олег видел эфемерную плоть своей души, пытающуюся оторваться от его тела. Делая усилие за усилием, оно лишь немного приподнявшись над ним, возвращалось под своей тяжестью обратно. Чувствуя, что время для полного отторжения остается мало, он понимал, что если это не получится, то произойдет нечто страшное. Послышалось, чье-то тяжелое дыхание, сопровождавшееся громкой поступью большого животного, явно спешившего в эту сторону. Человек с трудом повернул голову и увидел изо всех сил бегущего «Михея». Издали он говорил несвойственным его голосом молодого человека, нечто среднее между женским и мужским, очень мощным и без промежутков для вдохов:

— Я спешу, и ты готовься… Душа, я подниму тебя… — Сказав это, он сделал мощный рывок, закончившийся прыжком, но без приземления. Существо зависло, начав вибрируя видоизменяться. Через мгновение мощный пучок света, сквозь который просвечивались очертания подобия крыльев и лика Ангела, обнял Олега и начал тянуть вверх:

— Ты тяжел и совсем притянут землей — такое бывает у нераскаянных душ! Вспоминай свои грехи, в скорби от своих страстей, прокляни свои пороки, иначе у нас ничего не получится… — Олег понял, что нужно отбросить страх, накапливаемый происходящим, перестать думать о наступающей кончине, и обратить свои мысли к будущему, куда, не столько нужно стремиться, сколько готовиться.

— Торопись, если ты не успеешь покаяться, то уже не сможешь никогда!

— А как я пойму, что что-то получается?

— Каждый раскаянный грех будет ознаменован падающей звездой с небосвода, которая спалит его при соприкосновении с твоей душой. Ты почувствуешь боль, равную той, что бывает, когда у тебя вырвали волос… Начинай вспоминать, призывая в помощь совесть… — Первое, что Олег вспомнил, было мучение стыдом, после первого обмана. Еще в детстве, выпросил у матери деньги на что-то важное, он потратил их на мороженное, после сказав, что у него украли. Оказалось, что вместо того, чтобы купить себе лекарства, она позаботилась о нем — волна стыда прокатилась по его телу, задев, какую-то выпуклость. Тут же с небосвода сорвалась звезда и с шумом устремилась на него. Испугавшись, он хотел уклониться, но Ангел сильно сжал его, не позволив и пошевелиться.

Олег почувствовал укол, отозвавшийся небольшим облегчением и некоторым отрывом от земли тела.

— Вот видишь, я уже смог оторвать тебе от земли, дерзай! Господи! Дай рабу Твоему Олегу пред кончиною покаяние!.. — После этой молитвы своего небесного защитника начали вспоминаться другие случая. Один за другим они возобновляли душевную боль, причиняемую стыдом, раз от раза промежутки между раскаяниями за поступки уменьшались, очень быстро кающийся, словно захваченный потоком, начал вспоминать согрешения несколькими, затем десятками, скоро добравшись до страстей, уже не мог сдержаться, выплескивая все открывающиеся и открывающиеся, казалось бы, спрятавшиеся и затаившиеся в самых дальних уголках сознания и памяти.

Жгло все тело, душа полыхала изнутри, Ангел воздымал его все быстрее и быстрее в высь, пока все звезды разом не устремились на обоих и достигнув цели, произвели ярчайшую вспышку, позволившую парить на равных обоим. Непрекращающиеся голоса, слившиеся в изумляющее слух многоголосие, охватили все его сознание с восторгом благодати, почувствовалось невероятное облегчение, сопровождавшее чем-то непривычным, ибо плоти уже не было. Душа человека обратилась в изумлении к Ангелу:

— Так, что это были за звезды?

— Так Господь показывает праведникам сколь бесконечно в Его Царствии Ангелов и святых, а грешникам — сколько у них грехов, которые они могут сжечь раскаявшись.

— А если кто-то видит в этом только небесные тела планет и звезд?

— Если он видит только это, не замечая ничего Божеского, то возможно и Господь его не заметит!»…

И Роман, и Олег проснулись одновременно, Никодим разбудил обоих за полчаса до полуночи. Это было самым подходящим временем для того, чтобы двинуться дальше. Демянский бор не такой большой, что бы нельзя было пройти его за два — три часа насквозь. Правда, так рассуждать может человек никогда не бывавший в нем. Это место — пересечение не только двух миров и исторический событий, выходящих на поверхность, где они имеют возможность смешаться.

Здесь на суках высохших деревьев можно найти не только висящую пробитую осколком каску солдата