Но когда она опрокинулась на спину и всосала мясистый стебель, широко раскинув бедра, аллюзия стала настолько прозрачной, что мужчина грубо выругался и явственно произнес: «Вот же шлюха!»

- Вся в мать! И ту надо было оставить в ошейнике, и эту клеймить сразу, как обозначились сиськи. Была бы жива и счастлива постельной службой, глядишь - и от нее бы получился столь же прелестный приплод. Рабскую сущность не вытравить. Какая там принцесса и правительница! Мясо для ебли – все ее предназначение! – думал султан. И тут же оборвал себя. – Нечего теперь об этом думать. Ее судьба уже завершена. Да и ты не сразу научился различать настоящих рабынь и настоящих женщин. А тогда ее мать легко крутила тобой.

Все еще кипя гневом, он повернулся к спутнице.

- Ты понимаешь, почему ты сейчас здесь?

Девчонка возмущённо фыркнула, став в этот момент поразительно похожей на отца.

Она понимала. Прекрасно понимала. И то, почему она здесь. И то, что присутствием на жертвоприношении она предельно высоко поднялась в семье Великого Султана. Предельно высоко для женщины. Насколько ей было известно, никто из ее кровных старших братьев пока тоже не присутствовал на сокровенном ритуале султанского рода - а она здесь. А вот ради чего она здесь, надо обдумать. Отец никогда не делал шагов, преследующих лишь одну цель. Ей еще учиться и учиться...

Однако зрелище кровной сестры, дергающейся сначала в экстазе, а потом в агонии, возбудило её несказанно и лишило уважительной осторожности по отношению к родителю-султану. Она мало сейчас думала о том, как и что говорила. Лишь стискивала бедра, лелея набухшее вожделение, и ждала мгновения, чтобы оказаться наедине с собой...

- Тоже мне загадка! Я здесь потому, что она – там!

И ткнула пальцем вниз, туда, где змеино щевелящиеся зеленые усики с неторопливостью улитки постепенно заплетали бесстыдно раскинутые алебастровые ноги.

Побуревшее лицо покойницы уже прикрылось багряными лепестками хищного цветка и разметавшееся бледное тело в сбившейся к груди белоснежной рубахе смотрелось совершенной статуей искусного ваятеля .

- Главное, чтобы ты запомнила, почему она там.

- Так захотели боги? - иронично спросила она. Но увидев нахмуренные брови отца, умерила норов. - Она разгневала тебя? Но тогда почему не палач, а приношение Гению нашей семьи?

Султан встряхнул мешок, лежавший у его кресла, и к ногам строптивой дочери подкатилась отрубленная голова. На девушку уставились распахнутые в последнем ужасе помутневшие глаза преданной служанки.

Девушка прикусила нижнюю губу и до боли напрягла сплетенные пальцы. По спине пробежал холодок страха. Она почти почувствовал на шее тонкий шелковый шнурок.

Служанку, конечно, было жаль. Но себя принцесса любила намного больше.

- Сейчас не стоит шутить со мной. Она не просто разгневала меня. Она утратила то, что мною уже было обещано её жениху. Она меня подвела. И ты-то прекрасно знаешь, о чем я говорю. Теперь знаешь только ты, - и султан, довольный эффектом, многозначительно показал на мёртвую голову.

Вольная наперсница была услужлива и изобретательна не только на ложе. По большому счету, идея только что завершившейся интриги принадлежала ей. Хотя такого результата они не замышляли.

Девчонки будет не хватать, а замену отыскать ей не просто.

И отец теперь знает всё. Кто носил письма, кому и куда...

Принцесса совершенно не обольщалась мыслями о верности служанки. Султанским палачам все и всегда рассказывали всё...

Теперь все зависело от того, как это расценит отец. Если как вражду между кровными сестрами – то не страшно. Кровных братьев он открыто подстрекал к противостоянию. Но если он расценит это как покушение на собственные замыслы...

Покойники, заговоры и казни давно не шокировали принцессу.

В отличии от легкомысленной – и теперь покойной – единокровной сестры, власть и интрига возбуждали ее сильнее мадригалов и умелых гаремных прислужниц.

Поэтому, как любимая дочь Великого Султана, она постоянно присутствовала в семейной ложе на публичных казнях. Правда, восхищение толпы при