Шрифт:
Закладка:
Так и шел весь день. Заночевал в распадке. Ночью подманил двух сусликов, выпил из них кровь, чтоб восстановиться. С удивлением обнаружил егеря, лизнувшего мою кровь. Заглянул к нему в сон и понял, что они идут по моему следу. Не смог лишь понять, насколько близко подобрались. Всю ночь посылал зов тебе, Старейшему. А под утро ты ответил. Точнее, как выясняется не ответил, а позвал…
— Не казни себя. Не боятся лишь дураки и дети. Остальные преодолевают страх. Или сражаются, оставив страх до лучших времен. Ты сражался. Ты уходил от погони. Ты вернулся, чтобы рассказать о том, что на условленном месте группу ждала засада. Нельзя побеждать всегда. Бывают битвы, в которых бегство — единственный верный путь. Если ты погибнешь, кто вернется отомстить за твоих людей? Кстати, что с их семьями?
— Парни из пикета вернулись невредимы. Никто их не преследовал. У тех, кто не вернулся, остались жены и дети. От меня женам и детям по коку зерна в год. Женам — пожизненно, мальчикам — до совершеннолетия, девочкам — до замужества. Старейший сказал, что клан ответит тем же. Две жены Третьего выразили желание кочевать вместе с моими шатрами. Прибудут дня через три. Жена Второго вернулась с детьми к материнскому шатру. Ее право. И я и клан все равно будут поддерживать ее. Если она хочет разделить эту помощь со своей матерью — как мы можем этому мешать.
— Нормальное решение. Скажи им, что каждой из жен я однократно добавлю по пять коку — по их желанию в зерне или золоте. Они — Мигаш. И дети их — Мигаш. Они будущее клана. Что было дальше?
— Пошел в горы, вглубь, наугад, искать удобное место для «Дыхания». А перед самым полуднем увидел за собой погоню. Они решили, что я совсем беспомощен, и поднялись в открытую. Вот вроде и все. А теперь скажи мне, зачем была нужна подмена, кто это придумал?
— Придумал? Седой просто отдал приказ: «Дина пусть забирают. Ты в его сапогах пойдешь к краю Степи. И пусть егеря идут за тобой, как котенок за бечевкой». Я выполнил приказ дословно. Привел егерей туда, куда показал Седой. Вызвал проводника. Пришел к тебе. Кстати, сапоги мои где? Счастье, что у нас размер один — а то б я намучился.
— Сапоги сейчас отдам. Интересно, егеря купились? У тебя и рост чуть выше и шаг шире…
— Это на ровном месте шире. А горах, когда ищешь, куда ноги поставить, шаг дорога определяет. Во всяком случае, до края песков я их довел и догнать себя не дал. Седой дал приказ, захочет — объяснит.
И тут оба брата ощутили внезапное присутствие в шатре громадного существа. Знакомое присутствие. Знакомое каждому Повелителю Степи.
— НЕ ОБЪЯСНЮ, — прошелестел в их разумах невыразимый голос. И исчез.
Егерь, бегущий домой
16 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.
Южные горы
на северо-восточной границе Степи
- Больно-то как, бля, — прошипел Ривалд.
И в пятно растер подошвой сапога укусившую его тварь. Загорелое лицо посерело, на лоб выкатились бисеринки пота…
* * *
— Идти сможешь? — спросил Больц. Он и сам не очень уверенно держался на ногах, все они были истомлены погоней. А сделано лишь полдела — с кроками надо вернуться!
— Сейчас, — Ривалд растирал ногу от самого бедра. — Как кипятком обдало, и вверх прострелило чуть не до яиц. Видать, куда-то в жилу попала, скотина!
И добавил кое-что о перспективах жизни всех родичей укусившей его твари и своих горячих пожеланиях будущим поколениям. Досталось и Степи и горам и даже Единому, попускающему само существование подобных подлых существ.
Солдатский разговорный — это тот язык, которым Ривалд владел лучше всего. Можно сказать — родной диалект, используемый в совершенстве. А как же иначе? Покойный батюшка Ривалда, городской стражник в городе Хейден, только на этом диалекте и разговаривал. А матушка, которая, к слову, частенько поколачивала пьяного муженька, в способе выражения собственных мыслей тоже не стеснялась. Поэтому забористо формулировать свои мысли Ривалд научился гораздо раньше, чем его стала интересовать прямая сексуальная суть используемых слов.
— Это все очень содержательно, Ривалд, — вступил в разговор Орест. На выходах он обычно брал на себя перевязки и другую лекарскую заботу. — Но может, давай, я ногу посмотрю? Может, жало какое осталось?
— Нечего там смотреть, уже почти отпустило, — взбодрился Ривалд и, выбив из сапога песок, поспешно нацепил его. — Сейчас, из второго сапога песок высыплю и пойдем.
— Отлично, егеря. Тогда — ходу!
* * *
Взбираясь по долгому пологому склону, егеря дружно костерили собственное любопытство, заставившее спуститься и потрогать песок Степи. Тревожное ожидание возможной погони делало томительный подъем еще неприятнее, иллюзия сверлящего спину взгляда не пропадала. И только добравшись до гребня и бросив последний взгляд на бескрайнее песчаное море, удалось слегка сбросить напряжение.
Товарищи поначалу с тревогой посматривали на Ривалда, но тот почти сразу вернулся к «нормальному цвету» и при подъеме шагал бодро, не прихрамывал и не отставал. Убедившись в этом, Больц и Орест выбросили инцидент из головы. Ривалд, судя по всему, поступил точно так же, как только напялил сапог.
Двигались со всей возможной скоростью, и на траверсе следующей долинки им улыбнулась удача: мимо них прошуршала короткая осыпь камней, на одном из которых беспомощно балансировал козленок. В конце концов, он совершил короткий полет, попытался встать, но тут же, жалобно мекая, свалился. Взрослые козлы, увидев людей, стремительно сбежали. Егерям оставалось только спуститься и добить раненое животное. Шли по дну долины до самой темноты, найдя убежище в купе изломанных высокогорьем карликовых хвойных деревьев. Назвать это недоразумение «рощей» язык не поворачивался.
Нашелся и сухостой и валежник. Впервые за почти десять дней поели горячего, мясного и досыта. Первую стражу традиционно стал Орест, за ним — Ривалд, «собачью», как всегда, взял Больц.
Ривалд разбудил Больца задолго до обычного времени.
— Слушай, старшой, мне совсем худо, — прошептал он. — В груди будто грызет что-то. Я б потерпел, но чую — выключаюсь. А ежели я отключусь, какой с меня дозорный…
В темноте лица Ривалда было не видно, но Больц стал обуваться. Зная Ривалда много лет, Больц ни на секунду не усомнился в его словах. Гордец Ривалд скорее сдох бы, чем признался товарищам в собственной слабости. Чтоб он попросил сменить его с поста — ему должно быть совсем плохо.
