Гензеле и Гретель? – говорила она маленькой Барбаре. – Они оставляли след из хлебных крошек, который склевали птицы. Пользуясь пластиком, ты оставляешь след из цифровых крошек, и уж его никто никогда не склюёт. Он останется навечно, и по нему тебя сможет выследить кое-кто похуже ведьмы пряничного домика». – «Кто именно? Папины бесы?» – пугалась девочка. «Государство!» – Фрау Вернер произносила это слово, округляя глаза и понижая голос, как имя древнего кровожадного божества. Она оставалась верной собственному принципу и пользовалась банкоматами только по дороге из точки А в точку Б. В городе в ход шли наличные.

Рудольф сел на водительское сиденье, захлопнул дверцу и протянул подруге коричневую кожаную сумку, застёгнутую на молнию.

– Я? – испугалась девушка. – Давай лучше ты…

– Барбара, не глупи. – Рудольф положил сумку ей на колени. – Это твоё.

Он, конечно же, снова был прав. Неважно, что внутри – деньги, семейные архивы или коллекция винтажных CD с альбомами «Битлз». Это наследство Барбары, и ей расстёгивать треклятую молнию. Глубоко вздохнув, она потянула за бегунок. Раздался сухой треск, и вот уже на её коленях стоит раскрытая сумка.

– Тебе не интересно, что там? – спросил Рудольф, видя, что Барбара медлит.

Она запустила руку внутрь и нащупала нечто похожее на корешок книги. Уверенная, что это фотоальбом, Барбара вытащила находку из сумки… и растерянно заморгала. Это была её детская книжка, одна из многих, но далеко не самая любимая.

– Братья Гримм, «Румпельштильцхен», – прочитал Рудольф. На обложке красовалась светловолосая девушка, склонившаяся над прялкой. – Твоя мать прятала от тебя детскую книжку?

– Это моя книга. Я думала, мама её давно выбросила. Мы возили с собой только учебники по магии.

Барбара открыла книгу и перевернула несколько страниц. В сказке говорилось о злом гноме, который выручил дочь мельника, но взамен потребовал её нерождённого первенца. Художник изобразил Румпельштильцхена горбатым карликом, одетым в пёстрые одежды. В детстве эта сказка и сопровождавшие её картинки безумно пугали Барбару. Она заштриховала чёрным фломастером все изображения страшного гнома. В итоге стало ещё хуже – теперь дочь мельника общалась со сгустком тьмы или, возможно, с порталом в Преисподнюю, похожим на чёрную, тугую спираль.

– Странная улика. – Рудольф забрал книгу и перелистнул еще несколько страниц. Остановившись ближе к концу, он прочитал: – «Испугалась королева и стала предлагать карлику любые богатства, лишь бы он оставил в покое её дитя. Но человечек сказал: „Нет! Живое мне дороже любых сокровищ!“»

– Пожалуйста, не надо. – Барбара вздрогнула. – Ненавижу эту сказку! Не понимаю, зачем мама мне… подожди. Ты сейчас читал по-немецки?!

– Да.

– Но когда ты успел выучить язык?

– Было время, – усмехнулся Рудольф. – Мы давно не виделись.

Он мог учить английский, но выбрал менее распространённый язык. Барбаре пришла в голову безумная мысль, что это из-за неё. Вдруг таким способом Рудольф пытался стать ближе к странной немецкой девочке, которую однажды поцеловал в заброшенной шахте? Которую держал за руку во время неторопливых прогулок по лесу. И которой помог добраться до дома – роковая ошибка! – когда она оказалась не в состоянии ходить.

«Прекрати!» – Барбара отвесила себе воображаемый подзатыльник. Всё это романтическая чушь. Тем более Рудольфу не требовалось учить чужой язык, чтобы общаться с Барбарой. Она неплохо владела чешским, польским, итальянским, французским, русским – спасибо фрау Вернер и её нездоровой тяге к перемене мест.

– Я подумал, что это будет правильно – уметь говорить с тобой на твоём родном языке, – сказал Рудольф.

– Ты… шутишь? – оторопела Барбара.

– Вовсе нет. Наверное, я чувствовал, что однажды мы увидимся.

Рудольф протянул ей книгу. И когда она уже собиралась взять ее, оттуда выпало несколько фотографий. Судя по размеру и форме, это были моментальные снимки, сделанные на поляроид. Карточки упали на пол и между сиденьями. Барбара замерла, уверенная, что сейчас увидит лицо человека, которого боялась всю жизнь, – собственного отца. Рудольф собрал фотографии – их оказалось четыре – и быстро просмотрел.

– Что за… дьявольщина? – негромко произнёс он и передал снимки Барбаре. – Ты можешь это объяснить?

– Это не фотографии папы? – Барбара не торопилась взять их, словно Рудольф протягивал ей повестку в суд.

– Нет. Я с ним не знаком, но очень сомневаюсь, что на последней фотографии герр Вернер. Не заметил семейного сходства.

Барбара взяла фотографии и всмотрелась в ту, что лежала поверх остальных. Снимок поблёк, краски потускнели, но это не мешало понять, что же на нём изображено. Девушка увидела лесную поляну. На заднем плане стояли деревья, но фотограф (скорее всего, по другую сторону объектива находилась фрау Вернер) хотел запечатлеть не их. А мёртвых животных, сваленных в яму. Здесь вперемешку лежали собаки, кошки и, как ни странно, несколько отрубленных свиных голов. Головы выглядели так, словно их купили в мясной лавке, и Барбара не могла понять, зачем кому-то понадобилось хоронить их вместе с кошками и собаками. Рядом с братской могилой лежали доски. Очевидно, ранее они накрывали яму.

– Не понимаю, что это. – Барбара переложила странный снимок в конец небольшой стопки и всмотрелась в следующее изображение. Снова та же самая поляна и тот же скотомогильник. Только теперь трупы животных были изрублены, а в кадр попал здоровенный топор. К его лезвию прилипла шерсть. – Какая… мерзость!

– Ты дальше смотри, – сказал Рудольф.

Чувствуя, что ещё пожалеет об этом, Барбара посмотрела на следующую фотографию. Углубление в земле наполняла жижа, цветом и текстурой похожая на мясной фарш. И прямо из этого месива поднималось… нечто. Угловатый, изломанный скелет, лишь частично покрытый плотью. Голова существа с чёрными дырами на месте глазниц выглядела несимметричной и как будто незаконченной. На Барбару смотрело творение безумного скульптора, который решил слепить из разлагающейся плоти самую отвратительную горгулью, но так и не довёл дело до конца.

Во рту пересохло, сердце учащённо колотилось о рёбра. Барбара не хотела смотреть на последнюю фотографию. Разглядывая кошмарные снимки, она как будто прикасалась к чему-то неизмеримо гадкому, оскверняла саму себя.

– Кто-то занимался в этом лесу очень странным делом, – сказал Рудольф. – И снимал на поляроид все этапы… процесса. Посмотри на последнюю фотографию.

Барбара посмотрела. И в этот момент на неё обрушились воспоминания.

Воображаемая дверь, много лет остававшаяся закрытой, распахнулась, и оттуда хлынула тьма, а ключом, отомкнувшим замок, стал четвёртый снимок. Барбару затрясло, фотографии выпали из ослабевших пальцев. Ей стало нечем дышать, к горлу подступила горечь.

– Тебе плохо? – встревожился Рудольф.

Скинув на пол треклятую сумку, Барбара вылетела из машины. Сделав пару неловких шагов, она остановилась посреди парковки. Окружавший мир стал тусклым, словно покинув «МИНИ Купер», Барбара очутилась в одном из поляроидных снимков матери.