Шрифт:
Закладка:
- Робин! - окликнул предводителя рослый мужчина с окладистой рыжей бородой и чудовищных размеров дубиной за спиной. - Все здесь, отряд в сборе. Полста рыл, как велено. Куда дальше-то путь держим?
- В Темплстоу, Джон, - отозвался Робин, пришпоривая мерина. - В логово Буагильбера проклятого. Спасать кузину мою Ревекку будем из лап этого подлеца. Заодно и друзьям новым подсобим - вон, гляди, никак сам епископ Уолтер пожаловал, и Айвенго с ним! Дело верное, нужное. Скачи давай, поторопи ребят - пусть поживее собираются, выступаем.
- Слышь, братья! - громыхнул на всю округу бас Маленького Джона. – Двигаемся!
Разношерстная ватага вольных стрелков незамедлительно перестроилась, подтянулась А навстречу уже скакал по дороге еще один отряд - куда более внушительный и грозный на вид. Госпитальеры явились на подмогу - все как на подбор, могучие, опытные воины в белых плащах с красными крестами. Тяжелые боевые кони, длинные копья, крепкие прямоугольные щиты - чувствовалось, ребята знают толк в бранном деле. Поравнявшись с епископом, предводитель госпитальеров, пожилой воин с аккуратно подстриженной седой бородой, отсалютовал мечом:
- Сэр Хьюберт? Брат-капеллан Амори к вашим услугам. Его высокопреосвященство архиепископ Кентерберийский шлет вам привет и подкрепление. Сорок два копья, двенадцать арбалетчиков. Обоз с припасами, штурмовые лестницы. Куда прикажете, туда и двинемся.
- Премного благодарен, брат Амори! - расплылся в улыбке Уолтер, отвечая на приветствие. - Как нельзя кстати пожаловали, право слово! Держим путь на север, в прецепторию Темплстоу. Предстоит нелегкая баталия с тамошними храмовниками. Надеюсь на вашу помощь, достославные воины Христовы! А теперь - вперед, други! Путь неблизкий, а счет идет на часы. Если поднажмем - к вечеру будем на месте!
И объединенное воинство, блистая доспехами и бряцая оружием, дружно устремилось по большой дороге на север. Из лесистых предгорий на равнину уже наползали длинные вечерние тени - но путники лишь подгоняли коней, спеша разделаться с последними лигами пути.
Грозным заревом пылало закатное солнце, словно предрекая скорую и неминуемую кару всем строптивым и неправедным. Казалось даже, пылающий багрянец небес отражается в глазах бесстрашных воителей, закаляя их решимость и отвагу. Вот-вот блеснут за горизонтом мрачные башни Темплстоу - и тогда уж держись, подлый де Буагильбер! Возмездие близко.
Глава 24: Суд и спасение
Прецептория Ордена Храма возвышалась мрачной громадой посреди густого леса, словно неприступная крепость, охраняющая тайны и грехи своих обитателей. Ее массивные каменные стены, увенчанные зубчатыми башнями, казалось, бросали вызов самому небу, а узкие окна-бойницы зловеще поблескивали в свете пасмурного дня.
В одной из сырых и мрачных темниц, расположенных в подземельях прецептории, на холодном каменном полу сидела Ревекка, дочь Исаака из Йорка. Ее прекрасные темные волосы были растрепаны, а некогда роскошное платье из дорогой генуэзской парчи было разорвано и испачкано. Но, несмотря на свое бедственное положение, девушка сохраняла достоинство и спокойствие, присущее ее гордому и древнему народу.
Внезапно тяжелая дубовая дверь темницы со скрипом отворилась, и на пороге показался Бриан де Буагильбер, храмовник, чье сердце было охвачено греховной страстью к прекрасной еврейке. На нем были надеты его обычные белые одежды с нашитым на груди алым крестом – символом его ордена. Его темные глаза горели в полумраке камеры лихорадочным блеском, а мужественное лицо исказила гримаса внутренней борьбы.
- Ревекка, - начал он хриплым от волнения голосом, делая шаг в темницу. -Я пришел сюда, чтобы просить тебя... Нет, умолять тебя! Стань моей, и я подарю тебе весь мир. Перед нами откроются такие возможности, о которых ты и мечтать не могла.
Но гордая дочь Сиона лишь подняла на него свои прекрасные темные глаза, полные достоинства и презрения.
- Сэр рыцарь, - ответила она твердо и спокойно. - Я уже не раз говорила вам, что этому не бывать. Я никогда не предам свою веру и свой народ, даже если это будет стоить мне жизни. Как дочь Авраама и Сарры, я скорее приму мученическую смерть, чем запятнаю себя союзом с иноверцем и клятвопреступником.
Эти слова, произнесенные мелодичным, но решительным голосом, словно хлыстом полоснули по самолюбию гордого храмовника. Его грубое лицо исказилось от гнева, а огромные кулаки непроизвольно сжались. Бриан де Буагильбер, привыкший всегда и во всем добиваться своего, и не думал так просто сдаваться. Его разум прекрасно понимал всю бесперспективность и незаконность его притязаний. Как можно было ему, благородному воину Христову, связавшему свою жизнь священными обетами, открыто сожительствовать с иудейкой? Ведь это навлекло бы на него позор и неминуемую кару со стороны его собратьев и Церкви. Но сердце его, воспламененное неземной красотой и духовной силой Ревекки, начисто отметало доводы разума и влекло его в пучину греха и страстей.
- Ты не понимаешь! - яростно выкрикнул он сквозь стиснутые зубы, делая еще один шаг по направлению к пленнице. В его голосе звучали жаркие, лихорадочные нотки безумия. - Когда наш великий план увенчается успехом, когда Орден Храма станет безраздельным хозяином христианского мира, никто и слова не посмеет сказать против моего выбора! Ты будешь купаться в роскоши и власти, ты станешь полновластной королевой нового мира, который мы построим на обломках старого. Никакие мирские законы и предрассудки не будут над нами властны!
Ревекка печально покачала своей прекрасной головой, увенчанной роскошной короной черных как смоль волос. Даже сейчас, измученная пленом и дурным обращением, она выглядела и держалась как истинная царица.
- Вы заблуждаетесь, сэр рыцарь, - произнесла она мягко, но непреклонно. В ее выразительном голосе звучала бесконечная усталость многих поколений ее гонимого народа. - Даже если ваши безумные и кощунственные планы каким-то чудом осуществятся, ваши собратья-христиане никогда не примут меня как равную. Для них я всегда останусь презренной иудейкой, исчадием Сатаны, недостойным ни места подле трона, ни даже честного имени. А мой народ никогда не простит и не примет Ревекку-отступницу, добровольно разделившую ложе с гоем и крестоносцем. Между нами лежит непреодолимая пропасть, которую не заполнить никакими сокровищами и коронами.
Эти пророческие слова о тщете его надежд словно еще больше распалили пылкого храмовника. Его глаза загорелись дьявольским огнем, а мощное тело напряглось, готовое к стремительному
