он чувствовал себя в безопасности. Но однажды утром Жак обнаружил, что его сосед, скульптор Оскар Мещанинов уехал. Липшиц заволновался. А вскоре весенним вечером к нему заявился близкий приятель – католик, женатый на еврейке, и заявил: «Мы уезжаем, покидаем Париж. Но жена без вас отказывается ехать. Мы уже погрузились, оставляем вам машину, а сами отправляемся ночевать в отель. Завтра придем забирать вас».

Ночь Жак с женой потратили на раздумья. А утром в 7 часов широко известный скульптор Жак Липшиц запер окна, дверь, взглянул на расцветающий сад и вместе с друзьями, слившись с потоком таких же обездоленных людей, в мгновенье превратился в бездомного, нищего беженца.

Они добрались до Тулузы и там их пути и пути спутников разошлись. Можно только гадать, как сложилась бы жизнь Липшица, но однажды он получил письмо, подписанное неизвестным ему Варианом Фраем, директором тоже неизвестного американского Центра помощи. В письме говорилось: «Через Музей Современного Искусства мы выяснили, что вы находитесь в Тулузе. Что мы можем для вас сделать?». Что можно сделать для художника, Липшиц знал твердо: «Со мной находятся 120 набросков. Можете ли передать их в Музей?». Ответ пришел быстро: «Мы не только можем забрать их и сберечь, но можем и вас переправить в Штаты». Перебраться в США? В таком возрасте? Новый язык, чуждые законы и порядки? Липшиц дал отрицательный ответ.

Но Фрай уже накопил определенный опыт воздействия на такого рода «слепых» и убедил Липшица приехать в Марсель. Проблемы передвижения не существовало для обладателя французского паспорта, пока еще не отобранного, и в конце декабря он отправился на встречу. Вариан объяснил скульптору, что о нем позаботились сотрудники МоМА и ему немедленно будут гарантированы все визы. Упрямец обещал подумать, но визу заказал; так, на всякий случай. Спустя пять месяцев после первой поездки и настойчивого звонка Фрая, он опять отправился в Марсель. Разговор с американским вице-консулом развеял его беспокойство и неуверенность. Фрай снабдил Жака и его жену билетами на поезд, небольшой суммой денег на расходы и вскоре Липшиц уже ждал парохода Наясса, направляясь в США. С собой он взял планшет с рисунками и мешок со скульптурой Полет, которую слепил в Тулузе.

Много лет спустя Липшиц отозвался на смерть Фрая следующими строками в письме к Аннет Фрай: «В определенном смысле я обязан ему своей жизнью. Я не хотел покидать Францию. Только благодаря настойчивости и проницательности, содержащихся в его письмах, я, в конечном счете, решился. И коль скоро я принял решение, какую же неоценимую помощь он оказал! Я скорблю вместе с вами об этом удивительном человеке, затерявшемся в нашем нелегком мире. Буду хранить и лелеять память о нем до конца жизни».

После войны Жак Липшиц достиг мирового признания, несколько раз посетил Францию. В Америке он вторично женился, у него родилась дочь Юлия. Позднее Липшиц приобрел виллу в Италии, где несколько месяцев в году работал, и где умер.

Эрнст, Шагал и Липшиц были одними их последних, кого Фраю удалось безопасно переправить в Америку. Его время в Марселе заканчивалось.

Дорога на эшафот

Путь на Мартинику дал возможность отправить в другое полушарие сотни беженцев. Но оставались еще те, кому легальный или полулегальный путь, даже при временном послаблении визовой политики, не годился. Для них любая осечка на тернистом пути к освобождению грозила превратить его в дорогу на эшафот.

Во время поездки в Ниццу и Канны Фрай выяснил судьбу Тиссенов. Промышленник Фриц Тиссен долгое время поддерживал Гитлера идеологически и финансово. Но Тиссен не был сторонником войны с Западом и не одобрял развернувшейся антиеврейской политики. Его противостояние нацистскому режиму закончилось эмиграцией во Францию и конфискацией имущества. Несмотря на заверения Петэна, гарантировавшего Тиссену безопасность, промышленника под давлением гестапо выдали Германии. В декабре 1940 года французские власти арестовали и Ларго Кабальеро, «испанского Ленина», премьер-министра и военного министра правительства Народного фронта в Испании (1936–1937 годы).

Оба прошли через ужасы концлагеря в Заксенхаузе и Дахау.

Эти события усилили беспокойство Фрая за судьбу именитых немецких социал-демократических лидеров – Брейтшейда и Гильфердинга.

С тех пор как в октябре 1940 года уехал Бон, обоих опекал Фрай с сотрудниками.

Брейтшейд, бывший министром в Прусском правительстве, в начале 1930-х годов возглавлял социал-демократическую фракцию Рейхстага. Гильфердинг, также член Рейхстага, являлся видным ученым-марксистом, изучавшим капитализм на стадии империализма (выдвинул теорию регулируемого капитализма). В Веймарской республике занимал пост министра финансов.

Оба в 1933 году бежали во Францию, где с началом войны содержались под домашним арестом в городе Арль. С Брейтшейдом находились его жена Тони и секретарь Эрика Бирман. Роза Гильфердинг задержалась на некоторое время в Париже.

У всех имелись паспорта, разрешение на въезд в США и транзитные визы в Испанию и Португалию. Чего же они ждали? Выездной визы. И хотя Фрай практически отправил десятки и сотни беженцев через границу, безопасно используя Ф-маршрут, уговорить их отправиться тем же способом на свободу было невозможно. Они полагали, что им, деятелям такого ранга, негоже пересекать границу нелегально как каким-нибудь бродягам-контрабандистам. А уж изменять внешность, как предлагал Фрай, совершенно неприемлемо. Они пребывали в твердой уверенности, что прежнее высокое положение и мировая известность являются иммунитетом против всяких попыток гестапо их тронуть. Наивность? Самоуверенность? Скорее всего, но тогда для чего же оба хранили в карманах ампулу с ядом?

Ганс Саль вспоминает разговор с Брейтшейдом в Марселе:

… Я сидел с Рудольфом Брейтшейдом на террасе переполненного кафе на улице Канабиере. Брейтшейд, высокий, стройный, приятной наружности, шумно и по-немецки высказывался: «У меня нет абсолютно никакого намерения бежать. Мне гарантировано политическое убежище». Я заметил ему, что не следует говорить так громко, за соседним столиком все слышно, мы должны быть осторожны. «Я не собираюсь осторожничать – ответил Брейтшейд – и не хочу поддаваться вашей истерии. Мистер Фрай уже предложил мне несколько паспортов – чешский, датский и бог знает, что еще. Естественно, я отказался. Он даже хотел арендовать шлюпку с целой командой. Идиотизм. Я написал Лавалю, сказал, что хочу покинуть Францию легально, учитывая статус политического беженца». «Из-за Вашей веры в законность Вы уже потеряли республику[59].

На сей раз – сказал я – Вы потеряете жизнь».

Фрай возобновил попытки склонить их к нелегальному бегству и они, всерьез обеспокоенные развитием событий, в конце концов, дали согласие. Приемлемым показался следующий вариант. В Марселе англичанин, капитан Мерчи, занимался примерной той же деятельностью, что и Центр – нелегально вывозил