– Молоток, парень! – Роберт ударил по столу.

– Благодарю. – Я сглотнул еще одну ложку перегорелого обеда и отодвинул тарелку. – Благодарю за угощение. Пожалуй, с меня хватит.

– Выпить не хочешь?

– Если у вас нет ничего, кроме алкоголя, то нет.

– Да брось. Сок мультифруктовый.

– Мне нравится. Где он?

Вместо указания Роберт вытащил из холодильника коробку и протянул ее мне.

– Спасибо. – Я заполнил стакан до краев и залпом осушил его. – Наслаждение.

– Ты не куришь? – поинтересовался Милликен, отхлебнув немного виски.

– Я стараюсь дружить со своим организмом.

– И правильно. Сам я не поощряю курение и алкоголизм, а уж тем более наркотики. Но, к сожалению, как видишь, курю и пью. Это зависимость, от которой уже не избавиться, запустил себя… Жалею ли? Конечно, жалею! Теперь проблем не оберешься: приходится регулярно посещать врачей, пить всякую ересь химическую, – а от всего этого отказаться не могу, клянусь матушкой, просто не могу!

– Понятно… – только и произнес я, затем, малость пораскинув мозгами, добавил: – Некоторые подростки на моей памяти оправдывали свои вредные привычки довольно пессимистичным выражением «всё равно мы все умрем». Никогда не любил эту отмазку, она внушает мысли о потерянном поколении.

– О-о-о, да у этих молокососов хрен чё в башке творится! Только вот поколение не потеряно, тут ты не прав. На каждого одного такого идиота найдется три-четыре адекватных человека, которые стараются жить в полную силу, не отравляя себя, и которые могут найти себе другие способы расслабиться или развлечься. Да что уж говорить, такие люди зачастую и учатся нормально, так что не пропадут. Так всегда: одно маленькое пятно на белой рубашке – точно бельмо на глазу. Плохое всегда давит на людей с особенной силой, как у тебя с тем полудурком с его «всё равно мы все умрем». Да пошел он к черту, пусть сам и подыхает, а мы с тобой поживем, да переживем его и подобных ему по десять раз, ха-ха!

«Скорее уж только я переживу…»

– А вы дельные мысли говорите. Начинаю вас уважать.

– Я польщен. Ты уж извини, что я еще и напыхтел тут. Вроде окно открыто, а всё равно как в тумане, ей-богу.

– Ничего, я уже успел свыкнуться.

Роберт доел свою порцию блинов и залпом добил бокал виски, следом громко ударив им о стол.

– И все-таки без Маргарет я бы стал пропащим… – промолвил он тут же.

– Мне вот стало интересно: а кем вы работаете?

– Эт’ тебе знать необязательно. Только скажу, что работаю сам на себя. Пойми, это личное дело.

– Понял, простите. Тогда скажите: вы фанат старого рока?

– Оценил музычку, а? Обожаю. В целом рок-н-ролл, блюз, джаз – мои любимые жанры. Современная музыка слишком давит на слух, а на классику можно пожаловаться разве что лишь за качество записи. А всё равно хочется танцевать! Вот поэтому включаю иногда, когда Маргарет нет дома.

Он потряс телефоном в руках, намекая на то, откуда берутся песни, и как бы невзначай нажал пару раз на кнопку сбоку.

– Вы правы, – сказал я, чуть повысив голос из-за увеличения громкости колонок в зале. – Я вот меломан, в общем. Но люблю панк-рок и оркестровый звук.

– Панк? Неплохо. Мне тоже он когда-то нравился. Когда был еще зеленым, как ты.

– А соседи не жалуются на громкую музыку?

– Да у нас в этом доме одни работяги, которые от рассвета до заката пашут, и терпилы, которые боятся попросить сделать потише. И хорошо: не люблю, когда мне ломают веселье. Эх. Ладно, парень, я схожу отлить. Отожги за меня пока. – Роберт щелкнул пальцами и поскрипел зубами.

– Информация эта, конечно, избыточная, мистер Милликен, но отжечь отожгу, так и быть.

– Зови меня просто Роберт, пацан. И не стесняйся такого, мы же оба мужики!

– Без проблем, Просто Роберт, удачно отлить!

– А эта шутка уже избыточна, молодой человек.

– Извиняюсь, сэр. И, кстати, зовите по имени – Рэймонд Хэмфри. Можно просто Рэй.

– Просто Рэй – прекрасно, намотал себе на ус. Всё, сейчас вернусь.

Роберт кивнул мне и под припев песни Kokomo отправился в ванную.

Я запрокинул голову, закрыл глаза и представил Багамские острова. «Да, сейчас бы на пляж, отдохнуть, а не вот это вот всё…» Музыка действительно внушала летнее настроение, и на экране сознания невольно вырисовалась картина, где Милликен отливает нужду, продолжая пританцовывать. От этого я прыснул в кулак.

Он вернулся спустя минуты две. Сев обратно на свое место, сказал:

– Слушай, а как ты относишься к тому, что твоя девушка курит?

– А? Вы про Мирай? Ну, она не считает себя моей девушкой еще…

– Вопрос не в этом, – отрезал Роберт.

Я вздохнул.

– Честно, мне это не совсем по нраву, но и запретить я ей не могу. Думаю, это вполне понятно.

– Ага, ясно. Боишься, что она бросит тебя, стоит только позаботиться о ее здоровье?

– Дело не в этом, Роберт. – Я поглядел на него грозно. – Мирай здесь очень остро на всё реагирует, она может просто побить меня, если я попытаюсь забрать у нее сигарету!

– Что значит «Мирай здесь»?

– Забейте. Случайно добавил это слово. Короче говоря, на нашем языке, дочь вашей будущей жены – цундэрэ[35]. И не просто цундэрэ, а чуть ли не гребаная машина для убийств, ведь вы знаете, как она владеет огнестрельным оружием, к тому же, я уверен, и дерется не хуже уличных хулиганов.

– Это ты верно подметил.

– Да?

Лицо Роберта резко приняло суровый оттенок.

– Мы с ней дрались время от времени, когда я только появился в ее семье, – безотрадно скинули его губы. – Из-за нее я повредил правое плечо и теперь худо рукой работаю. Поднимаю через силу.

– Вот как. – Я опустил голову. – Ну, хорошо, что хоть поднимать можете. Окадзаки Томойе тут повезло меньше, чем вам.

– Что еще за хрен?

– Да так, друг детства…

– Иностранец, что ли?

– Японец. Мы ушли от темы…

– Да, извини. Ну, в общем, с того дня, когда мое плечо пострадало, мы с Мирай не деремся. Я сам больше не мог, поэтому старался быть сдержаннее в общении с ней. Терпел ее замечания, колкости и даже ее излюбленное «умри», которое она некогда вставляла каждый раз, когда я приветствовал ее по возращении из школы.

– Жестоко это всё, конечно…

Мне почему-то стало очень обидно. Настолько, что я ударил по столу.

– Я знаю, как тяжело ей пришлось, Рэй, – сказал Милликен. – Знаю, как она мучилась после гибели отца. И знаю, как ей тяжело сейчас. Чего греха таить, она немой становится, стоит только о школе спросить. Явно же что-то не так! Причем это не только для меня тайна, но и для Маргарет. Мирай постоянно либо уходит от разговора, либо меняет тему, когда речь заходит о ее учебе и прочем. Ну, оценки у нее вполне неплохие. Я бы даже сказал, хорошие. Было время, у нее всё проседало сильно. Получала даже «F»[36] иногда, прогуливала занятия… Это давненько было, год уж миновал с тех пор.