В том же году под давлением Карла V Павел III все же решил созвать собор. Однако прошло пять лет, прежде чем была издана соответствующая булла, что явилось следствием разногласий между городами, оспаривающими друг у друга право стать столицей собора. В конце концов был избран Тренто — католический город, расположенный на территории Священной Римской империи неподалеку от границ протестантских земель. Тем временем в мире произошли большие перемены.

В 1536 г. Франциск I возобновил военные действия в Италии, в результате чего ситуация на Апеннинском полуострове долгие годы оставалась нестабильной. В 1538 г. в Средиземном море в водах Превезы турки разгромили христианский флот. И наконец, Шмалькальденский союз в Германии отказался идти на какие-либо уступки, что поставило Карла V в крайне тяжелое положение. Необходимость воевать на три фронта вынудила его пересмотреть направления имперской политики. Но, пожалуй, основной причиной изменения ситуации в Европе и усиления радикальных тенденций в обществе стал успех проповедей Кальвина в Женеве и за ее пределами. В ответ на это папа еще больше ужесточил свою позицию, и империи не оставалось ничего иного, как последовать его примеру. Вскоре были отвергнуты многие из идей «евангелизма» и экуменизма предшествующих лет, а вместе с ними угасли надежды и иллюзии мыслителей.

Временем перелома стали 1541–1542 годы. После провала переговоров в Регенсбурге между представителями католиков и протестантов (в них приняли участие, с одной стороны, Гаспаре Контарини и Реджинальд Поул, а с другой — Филипп Меланхтон[203]) папство учредило инквизицию («Святую службу»). Таким образом, созыв долгожданного собора был омрачен наступлением реакции. Когда же еще до начала его сессий в Европе развернулась «охота на ведьм», многие интеллектуалы оказались перед выбором: либо возвращаться в лоно ортодоксального католицизма, либо порвать с ним навсегда. Среди тех, кто избрал второй путь, были, в частности, Пьер Мартире Вермильи, Бернардино Окино и гуманист Челио Курионе, в числе первых покинувшие Италию. Многие последовали за ними. Но были и те, кого вынудили отречься от веры и кто мучительно переживал свое отступничество. Однако, как для «еретиков» и эмигрантов, так и для тех, кто вернулся в лоно ортодоксального католицизма или, по крайней мере, стремился это изобразить, кризис 1541–1542 гг. ознаменовал крушение многих высоких и благородных иллюзий.

С представителями итальянского евангелизма был связан и Микеланджело, ставший свидетелем захватывающей и в то же время драматической истории осады Флоренции. Не вызывает сомнений тот факт, что гипотезы о тайной приверженности Микеланджело протестантизму полностью несостоятельны. Но, глядя на созданный им в 1536–1541 гг. «Страшный суд», трудно избавиться от мысли, что в основе этого удивительного шедевра лежит та же идея, которая не давала покоя Лютеру и Кальвину. Речь идет об образе Бога-судьи, одним мановением руки разделившего толпы нагих людей на грешников и праведников, проведя тем самым границу между радостью и отчаянием. Эта фреска символизирует важнейшую веху в жизни целого поколения и в судьбе самого художника, а также последнее великое выступление итальянских мыслителей эпохи Возрождения и их последнее проигранное сражение. Поражение этих людей, пытавшихся в 1530–1540 гг. осуществить заветы Эразма Роттердамского, ознаменовало конец великой эпохи Возрождения. Отныне интеллектуалы как социальная группа и элита утратили те уникальные позиции, какие они занимали в итальянском обществе еще со времен коммун.

Укрепление испанского владычества и наступление Контрреформации

Как отмечалось, в 1530–1540 гг., несмотря на непрерывные военные действия в Европе, политическая карта Апеннинского полуострова (не считая формального вхождения Миланского герцогства в состав империи Карла V) не претерпела существенных изменений со времени Болонского конгресса. Однако за 15 лет, прошедшие с заключение перемирия в Крепи в 1544 г[204]. до Като-Камбрезийского мира (1559)[205], положившего конец Итальянским войнам и противостоянию между Францией и Габсбургами, в Италии произошли некоторые перемены. Это выразилось, в частности, в создании нового государства — герцогства Пармы и Пьяченцы — и исчезновении с политической карты Апеннинского полуострова Сиенской республики.

Как известно, со времен Висконти до эпохи Льва X расположенные на границе Эмилии и Ломбардии окраинные земли Пармы и Пьяченцы неоднократно переходила под власть то Миланского государства, то папства. Судьба этих областей была окончательно решена в 1545 г., когда Павел III убедил Карла V выделить их в независимое герцогство и передать его своему сыну Пьеру Луиджи Фарнезе[206]. Что касается Сиены, которая на заключительном этапе франко-испанской войны открыто заявила о поддержке Франции и позволила флорентийским республиканцам использовать свою территорию как плацдарм для наступления на Медичи, то она потерпела поражение в борьбе с объединенными силами Испании и Флоренции. В 1555 г. Сиена утратила статус свободной республики и вошла в состав Флорентийского государства за исключением так называемой Области президи — береговой полосы, перешедшей впоследствии под власть Испании. Это произошло в результате подписания в 1559 г. Като-Камбрезийско-го договора, окончательно установившего в Италии испанское владычество. После отречения Карла V от престола и распада его империи итальянские владения были переданы Филиппу II. Последний в 1563 г. поспешил учредить Высший совет по Италии, координировавший действия вице-королей и наместников в Палермо, Неаполе и Милане.

Помимо сиенской войны в этот период было отмечено и немало других эпизодов протеста против «испанизации» полуострова, однако они носили по преимуществу локальный и двойственный характер. Самыми «жаркими» в этом смысле оказались 1546 и 1547 годы. Помимо народных движений в Неаполе против введения суда инквизиции на испанский манер, о чем пойдет речь ниже, в Италии было организовано 3 заговора: в Генуе, где при поддержке Франции семья Фиески попыталась свергнуть власть Дориа, в Лукке и Парме. Так, гонфалоньер Лукки Франческо Бурламакки[207] попытался поднять города Тосканы на восстание против власти Медичи. Этот заговор представляет особый интерес в силу как республиканской, так и идейной направленности. Не следует забывать, что Лукка была одним из крупнейших центров итальянского евангелизма и на нее с особым беспокойством взирали ревностные хранители ортодоксального католицизма. Что же касается пармского заговора, приведшего к убийству Пьера Луиджи Фарнезе, то он был инспирирован испанцами, обеспокоенными двойственной политикой герцога и его попытками добиться независимости.

Таким образом, в итальянских государствах угасали один за другим последние очаги «свободы». Захватив Палермо, Неаполь, Милан