являются всего лишь шедевром живописи, то для его современников, легко находивших в них отголоски событий культурной и политической жизни, они были неисчерпаемым источником познания окружающего мира. Этим же объясняется и головокружительный успех «Книги о придворном» (1508–1516) Бальдассаре Кастильоне. В его идеале придворного «совершенства» и облегченном платонизме мыслители начала XVI в. видели воплощение мечты о новом образе жизни, основанном на скромности и самоконтроле.

Между тем создание массовой культуры предполагало наличие общенационального языка. И в этом смысле издание уроженцем Виченцы Джан Джорджо Триссино трактата Данте «О народном красноречии», познакомившее современников с дантовской концепцией «языка курии», оказалось весьма своевременным. В бурных дискуссиях по так называемому «языковому вопросу» позиции итальянских интеллектуалов разделились. Одни, как Бембо, отстаивали примат флорентийского диалекта, языка Петрарки, другие, как, например, Кастильоне, — приоритет «собирательного языка», вобравшего в себя черты региональных диалектов. В основе этих споров и противоречий лежало убеждение в том, что давно назревшая проблема создания литературного языка Италии вполне разрешима, поскольку отшлифованный на протяжении веков койне итальянских интеллектуалов уже сформировался во всей полноте.

В этой связи представляется не лишним напомнить читателю о том, какова была роль мыслителей эпохи гуманизма в современном им обществе и какое воздействие они на него оказывали. Сказанное относится прежде всего к культуре времени Льва X. Ничто не отталкивало интеллектуалов первой половины XVI в. больше, чем представление о коллективной ответственности ученых перед обществом. Напротив, в этот период получили особенно широкое распространение высказанные первыми гуманистами идеи индивидуального служения отечеству. Итальянский язык был для гуманистов прежде всего и исключительно средством общения между учеными, навеянной петраркизмом элитарной поэтики.

Серьезным испытанием для этого поколения мыслителей стал созванный Львом X Латеранский собор (1513–1517)[188], изображенный Рафаэлем в аллегорической форме в Станце дель Инчендио ди Борго. По мнению его участников, собор был призван искоренить злоупотребления и предрассудки в лоне Церкви и осуществить «реформу», речь о которой шла еще со времен великих соборов XV в. Успеху этого предприятия способствовал, помимо прочего, и тот факт, что в первой половине XVI в. были по-прежнему популярны идеи конца предыдущего века о взаимопомощи и смиренном милосердии. В этот период в итальянских государствах возник ряд благотворительных организаций, в чем нередко усматривают первые проявления католической Реформации. Самой известной из них было созданное в 1497 г. в Генуе Общество Божественной любви, действовавшее впоследствии в Риме и других городах Италии.

Однако желаемого не произошло. Собор не только не одобрил никакой существенной реформы Церкви, но и по многим вопросам занял консервативные позиции. Он, в частности, осудил «доктрину о душе» Помпонацци и наложил ограничение на «покаянные» проповеди, оградив себя тем самым от религиозных смут: один лишь образ Савонаролы внушал ужас папе из рода Медичи и его соратникам. Было очевидно, что реформирование Церкви не могло произойти по решению и под руководством одних ученых «сверху», без вмешательства широких масс верующих. В тот же самый год — год окончания Латеранского собора — Мартин Лютер вывесил на двери Виттенбергского собора знаменитые 95 тезисов.

Никколо Макиавелли

На предыдущих страницах мы неоднократно упоминали имя Никколо Макиавелли. Будучи секретарем, или, говоря современным языком, послом Флорентийской республики по особым поручениям, автор «Государя» (1513) стал очевидцем ряда важнейших событий, речь о которых шла выше. В молодости (Макиавелли родился в 1469 г.) он с саркастической усмешкой слушал проповеди Савонаролы. В Рим Никколо приехал в 1503 г., когда в Вечном городе проходили похороны папы Александра VI и после долгих дискуссий на папский престол был избран воинственный Юлий II. В 1509 г. Макиавелли, оказавшись на театре военных действий в Венеции, стал свидетелем кризиса Венецианского государства. Однако решающее влияние на формирование будущего мыслителя оказали его поездки и дипломатические миссии во Францию. Тогда как большинство его соотечественников так и не сумели избавиться от идеи превосходства утонченной итальянской цивилизации над грубостью французских обычаев и объясняли победу Карла VIII и Людовика XII исключительно мощью артиллерии и давними рыцарскими традициями знати и народа Франции, Макиавелли занял совершенно иные позиции. Он выдвинул идею превосходства французского абсолютизма как общественнополитической системы над сложными и разнородными формами правления итальянских государств. Это гениальное открытие нашло наиболее яркое отражение в его «Описании событий во Франции». В 1512 г. после восстановления во Флоренции власти Медичи Макиавелли, занимавший пост секретаря только что низвергнутой республики, был не только отстранен от дел, но и заподозрен в потворстве заговорщикам. Его положение усугублялось тем, что он принимал самое деятельное участие в создании армии и устава Флорентийского государства. Макиавелли бросили в тюрьму и подвергли пыткам. Выйдя из заключения после избрания на папский престол Льва X, он был отстранен от участия в политической жизни и уединился в своем небольшом имении в Сан-Кашьяно. Именно в этот период вынужденного бездействия (прерываемого эпизодическими поездками во Флоренцию для участия в проходивших в садах дома Ручеллаи[189] научных диспутах) были написаны «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (1513–1516) — произведения, без которых немыслима история политической мысли Нового времени.

Свою основную задачу, сформулированную во введении к «Рассуждениям…», Макиавелли видел в изложении того, что он знает «о новых и древних временах»[190]. Опираясь на массу фактического материала от античности до современных ему реалий, Макиавелли стремился вывести наиболее общие законы и «правила», позволяющие дать объективную оценку истории общества и государства. Ранее подобный метод был характерен скорее для естественных наук. Использованный Леонардо да Винчи, а в дальнейшем и Фрэнсисом Бэконом, он стал широко применяться в общественно-политических науках. Отныне изучение истории строилось не на описании идеального государства и идеального правителя, а на глубоком, комплексном исследовании социального организма и его болезней, подобно тому как медицина изучает физиологию и патологию человеческого тела. Уже одно это дает основание говорить о том, какую огромную роль сыграл Макиавелли в истории политической мысли Нового времени и какое глубокое воздействие оказало его творчество на таких выдающихся мыслителей, как Жан Боден, Фрэнсис Бэкон, Джеймс Гаррингтон и Жан Жак Руссо, называвший «Государя» книгой «республиканцев».

Однако судить о действенности метода можно прежде всего по результатам его применения, и в этом смысле вклад секретаря Флорентийской республики имел поистине революционное значение. Прибегая к неизбежным обобщениям, скажем, что, по мнению Макиавелли, настоящее