области Италии отрядам Черазе Борджа[184], сына папы Александра VI. Вместе с тем, несмотря на ряд одержанных побед и территориальные приобретения, Людовик XII вскоре также попал в сети итальянской дипломатии. После того как он был изгнан из Неаполитанского королевства, где окончательно утвердились испанцы, и — в чем его упрекал Макиавелли — присоединился к созданной Юлием II (1503–1513) против Венеции Камбрейской лиге (1509), ему пришлось сражаться уже с коалицией всех итальянских государств с участием королей Испании и Англии. Этот союз был организован Юлием II и получил название Святейшей лиги (1511). Благодаря лозунгу «Изгоним варваров!» она нашла широкий отклик среди гуманистов. В результате, стремясь вырваться из итальянского капкана, Людовик XII был вынужден прибегнуть к оружию (сражение под Равенной 1512 г.), вернулся во Францию и вскоре умер.

В отличие от кратковременного похода Карла VIII более чем десятилетняя борьба его преемника за утверждение французского господства на Апеннинском полуострове и ее крах внесли глубокие изменения в политическую жизнь итальянских государств. В 1512 г., накануне возвращения Людовика XII во Францию, их положение разительно отличалось от того, каким оно было 10 лет назад. Южная Италия и острова перешли в сферу влияния и господства испанцев. В центральных областях после краха Флорентийской республики к власти в городе вернулись Медичи, а Папское государство заметно расширилось и укрепило свои позиции. Наконец, на Севере Миланское герцогство практически полностью утратило независимость. По прошествии двенадцатилетнего периода французского господства оно оказалось во власти швейцарцев. Перейдя вскоре к Франции, через некоторое время это герцогство было окончательно завоевано испанцами. Одна лишь Венеция, сумевшая противостоять союзу всех итальянских государей и крупнейших европейских монархов, могла по праву называться хранительницей итальянских «свобод» или, по крайней мере, того, что от них осталось.

По мнению современников, венецианцы имели все основания гордиться своей родиной. Несмотря на поражение при Аньяделло (14 мая 1509 г.), Светлейшая не только избежала предрекаемой катастрофы, а напротив, прибегнув к ловким дипломатическим маневрам, отстранила от участия в Лиге сначала папу, а затем и Испанию. Таким образом, невзирая на потерю Кремоны и отдельных областей Апулии и Романьи, Светлейшая сумела сохранить свои материковые владения. Более того, как сообщают все имеющиеся в нашем распоряжении источники, включая Макиавелли, во время военных действий крестьяне, проживавшие в области Венето, и пополаны крупных городов неоднократно поднимались с оружием в руках на защиту Венеции. Привязанность подданных и «вилланов» своему государству была настолько необычна, что современники усматривали в ней не только лишнее подтверждение высокой внутренней сплоченности Венецианской республики, но и признание того факта, что созданный миф дал новый толчок развитию Венеции.

Таково мнение очевидцев и историографов XVI в. А что скажем мы? Возьмем на себя смелость утверждать, что для Венеции сражение при Аньяделло и война с Камбрейской лигой свидетельствовали прежде всего об упущенной возможности. Речь идет в конечном счете об одном из узловых вопросов итальянской истории XVI в.

Вскоре после поражения при Аньяделло представители старой знати различных городов на материке не замедлили освободиться от венецианского господства и восстановить в своих интересах былые коммунальные свободы. Они с завистью смотрели на императора Максимилиана I[185], германские земли и независимые немецкие города. Почему бы в таком случае Падуе, Венеции, Бреше или Удине не вернуть себе свободу эпохи коммун и не подчинить вновь кон-тадо, как это делали Нюрнберг, Аугсбург или Регенсбург? Однако против анахронической попытки коммунальной реставрации выступили городские и сельские низы. Они подспудно осознавали, что подобная политика повлечет за собой расширение привилегий знати и подчинение городу контадо. Кроме того, они прекрасно отдавали себе отчет, что из двух господ предпочтение следует отдать тому, кто живет дальше, и чья власть над подданными носит не прямой, а косвенный характер. И поэтому их преданность Венеции являлась прежде всего демонстрацией протеста против «ближних» угнетателей, а бунты и восстания — своего рода жакерией. Об этом свидетельствует, помимо прочего, и тот факт, что в числе осажденных крестьянами Фриуля замков фигурировали как принадлежавшие имперской знати, так и те, чьи владельцы сохраняли верность Венеции. В частности, автор важнейших источников по истории того периода и один из создателей мифа Аньяделло, — хронист Приули недвусмысленно заявлял, что «на самом деле именно здесь кроется причина крестьянских выступлений в защиту Венеции. Поскольку жители всех городов на материке были против власти Светлейшей, а горожане и крестьяне всегда враждовали между собой, неудивительно, что последние выказывали свою преданность Венеции».

Этому способствовал также горький опыт войны и оккупации области Венето иностранными войсками, повлекших за собой грабежи, беззаконие, жестокость. Отличие мирного «виллана» от промышляющего войной солдата было столь очевидно, что не могло не привлечь на сторону Венеции. Кстати, эта тема стала одной из центральных в комедиях на сюжеты из сельской жизни, которые сочинял на падуанском диалекте Анджело Беолько по прозвищу Рудзанте («Весельчак»). В глазах низших слоев ограбленного немецкими и французскими солдатами крестьянства Светлейшая была гарантом мира и стабильности.

Таким образом, психологические мотивы, побудившие сельских жителей Фриуля и других провинций области Венето остаться преданными Венеции и взяться за оружие против пособников императора, довольно просты. Они объясняются не патриотизмом (оснований для которого, в сущности, и не было), а «любовью к малой родине», не привязанностью к Венеции, а страхом и ненавистью к феодалам. Однако, несмотря на то что крестьянское движение в 1509 г. ив последующие годы было лишено приписываемых ему историографами элементов сознательности, оно явилась тем необходимым толчком, который способствовал ликвидации многочисленных пережитков городского партикуляризма, характерного для институтов власти области Венето. Это давало Венеции возможность преобразовать свои материковые владения из конгломерата наделенных широкими привилегиями независимых юридических округов в абсолютистское государство Нового времени.

Однако эта возможность была упущена. А потому, несмотря на упорное сопротивление и оживление экономической жизни, Аньяделло стал началом постепенного упадка Венеции. Вернув себе города и провинции на материке, Светлейшая ограничилась лишь тем, что жестоко наказала людей и семьи, замеченных в особенном пособничестве имперским властям. При этом она отказалась от какой-либо попытки реформировать существующие институты и социальные порядки. Более того, с позволения и при поддержке венецианских правителей представители местной аристократии стали обладать еще большей властью, чем до описываемых событий. Так, в Удине, столице Фриуля, ставшего в 1509 г. ареной самых ожесточенных столкновений между проавстрийской знатью и преданным Венеции крестьянством, в 1513 г. произошло «закрытие» Коммунального совета. В результате власть в