– Нет, – ответил Мистина. – Может, травками лечит, как все бабы, но чтобы чары – этого не было.

– Вам бы выяснить – доподлинно кто-то ее винит, и кто, и на что ссылается. Есть ли видоки, послухи. Или так – вздурясь кто болтает.

– То Олегова гора… – медленно проговорил Мистина.

Поднявшись с лавки, он прошелся по избе, разминая правое плечо: так он делал, когда появлялся весомый предмет для раздумий.

Лучшими его друзьями в дружине Святослава были Хрольв, Асмунд и еще кое-кто из старых Ингваровых хирдманов, боевых товарищей его юности. Но не спросишь ведь Хрольва: не твоя ль жена на мою дочь чары творит?

– Уж больно у нас много злыдней получается, – сказал Лют. – Моравы, Станимир с Олегом, да жидины, да древляне, да волхвы… а теперь еще бабы и девки из любви!

– И кто из них в греческом сведущ – так я и не выяснил… А всех подряд волхвов брать и допытывать – и правда, жабы с неба посыплются.

– Но уж не Славча! Ей откуда по-гречески знать?

– Приходится думать: не один у нас злодей. Не меньше двух: один жаб сушил, другой заклятье писал.

– Но как такие два вместе сошлись? На чем? Кто кого нанял?

– Ётуна мать! – вполголоса выбранился Мистина, понимая, что у него нет ответов на эти законные вопросы.

– Может, Улея у волхвов что разведает, – утешил его Лют. – Нам бы жабьего ловца хоть сыскать. А про грека допытаемся.

* * *

Начавшись на торгах и улицах, через пару дней слухи о жабах с щепкой добрались до княжьих дворов – и Олеговой горы, и Святой. С тех пор как стало известно о жабах, Витляна почти не показывалась из дома – не хотела, чтобы на нее таращили глаза, выискивая следы порчи. Но дня через три отец сам велел братьям проводить ее к Эльге:

– Уже на торгах толкуют, будто ты больна, будто у тебя все лицо волдырями пошло, а то и брешут, что ты уже слегла! Покажись хоть боярыням, все будет меньше болтовни.

Послушавшись, Витляна отправилась к старшей княгине – и сама хотела показать людям, что ей нет дела ни до чужой злобы, ни до болтовни. Эльга встретила ее с радостью, но, разумеется, и здесь речь шла о том же.

– От злых чар нужно не по бабкам-шепталкам бегать и не корешками запасаться, а молиться Михаилу Архангелу и святым Киприану и Иустине, – внушал боярыням отец Ставракий. – Они всем помогают, кто одержим бесами, кого одолевают злые чары, сглаз, порча. Они избавляют от пленения диавольского и всякого действа духов нечистых, от волхвов и всякого злого человека. Киприан, рассказывают, с семи лет обучался у волхвов, посвящен был бесам Аполлону и Деметре, множество духов в услужении имел. И вот раз приходит к нему некий юноша, именем Аглаид, красоты необычайной, знатного рода и богатый весьма, и говорит: полюбил я деву, именем Иустина, хотел в жены ее взять, а она говорит: обручена уже Христу. Ни серебра, ни золота моего не хочет и видеть. Улови, говорит, чарами мне ее, ничего для тебя не пожалею…

Сидя среди других боярских жен и дочерей, Витляна слушала про стойкую девицу Иустину, которая и сама не поддалась диавольским обольщениям, и обратила к вере волхва Киприана. Замечала, что на нее косятся.

– Аглоед этот – будто Гостята Вуефастич, – шептала соседке Ведомира, одна из младших дочерей Острогляда. – И собой хорош, и родом родовит, и достатками богат.

– Да не он же кого обольстить хочет – его кто-то… – шепотом же отвечала ей подруга рядом.

– Что если эти жабы – кто-то Витлянку пытался чарами обвить? Может, в нее влюбился кто-то, хочет у Гостяты отбить?

– Чего тогда не к ней подкинули? К самому Гостяте?

– Это чтобы… чтобы Гостята наступил на тех жаб и после того ему она… ну, не девкой, а жабой казалась!

– Тьфу! – хмыкнула собеседница, а Витляну передернуло.

Не то чтобы она так уж любила Унегостя, но кому же хочется, чтобы, глядя на тебя, жених видел жабу!

Рассказом про Киприана и Иустиной отец Ставракий хотел научить женщин верному средству защиты, но вышло только хуже: по Киеву пополз новый слух.

– Бают на торгу, будто объявился в городе некий греческий волхв, служитель Аполлона и Деметры, имеющий тучу бесов в услужении, и наслал чары на Витляну, чтобы ее от Унегостя Вуефастича отбить и обратить любовь ее к иному жениху! – рассказывала дома Влатта.

– Какому же иному? – изумилась Фастрид. – Разве к ней еще кто-то сватался?

– А заморскому царевичу какому-то, Иглоеду.

– Чего? – Торлейва аж перекосило.

– Иглоеду! За что купила, за то продаю!

– Вдвоем орудуют – царевич Иглоед да бес Ортомид! Ётуна мать!

Идти к Мистине с такой нелепицей Торлейв постеснялся, но тот уже прослышал о греческом волхве Куприяне от своих женщин. Давать веры этим слухам он не хотел: обычный торговый обоз из Царьграда еще не пришел и ожидался месяца через два, а иначе как тот волхв мог бы сюда добраться? На змее огненном верхом? Но тревога не давала Мистине смеяться: речь шла о собственной дочери-невесте, в эту пору девушка уязвима, как никогда. На всякий случай Мистина велел проверить, не было ли каких приезжих необычных, но все прибывшие в Киев гости и так были ему известны. Оттоновы немцы прилежно учили хазарские слова – Торлейв виделся с ними почти всякий день, – изредка бывали в гостях у Станимира или Будомира.

– Особенно друг мой Хельмо к Будомиру зачастил, – сказал Торлейв Мистине. – Полюбилось ему там.

– Не присватывается ли к Явиславе? – заметил Велерад. – Я как-то видел, он ее с игрищ на Киеву гору провожал. Вроде даже поцеловались на прощанье.

Велерад старался хранить невозмутимость, но в голосе прорывалась невольная ревность. Явислава, что ни говори, одна из лучших в Киев невест, и что же – отдать ее какому-то немцу?

– Не говорил немцам про наши дела? – спросил Мистина у Торлейва.

– Нет, их-то зачем пугать? Чтобы они потом у Оттона рассказывали, что в Киеве колдун на колдуне едет и ведьмой погоняет, и бесам полное раздолье!

Невесте полагается сидеть дома, однако теперь Витляна выходила к роще, где гуляли девушки, почти каждый вечер. Ее собственная гордость требовала показать людям, что с ней все хорошо и она нимало не боится колдовства. Но прежнего веселья не получалось. Девушки тайком ее сторонились, а однажды Градислава и Милова с Олеговой горы прямо ей сказали: ты коли просватана, так сиди дома, у нас женихов не отбивай. При этом