Шрифт:
Закладка:
– Но вы же представляете всех участниц на сцене перед тем, как начать Пробы? – спросила Рина, вспомнив просмотры и прослушивания, на которых ее мама бывала в числе почетных судей. – Я имею в виду, когда все девушки выходят на сцену перед соревнованием?
– Ну разумеется, – кивнула Яна. – Это традиция.
– Если вы представите меня вместе со всеми, король не уйдет до самого конца! Если он меня увидит, то останется даже дольше положенного! Я вам гарантирую!
Рина сама поражалась своей смелости, но на кону стояло слишком многое, чтобы робеть в такой момент. Аровски приподняла брови.
– Ох уж эта самонадеянность. По-твоему, ты единственная хорошенькая девица на весь Дитромей?
– По крайней мере, самая хорошенькая из всех сегодняшних претенденток, – заявила Рина. – И голос у меня самый красивый. Только позвольте!
Яна вздохнула.
– Ну что ж, если король не уйдет до самого конца и даже задержится ради твоего выступления после окончания программы, я позволю тебе спеть. Но если нет – приходи в следующем году и пройди отбор, как полагается. Лебедей мы тут не принимаем.
– Лебедей?
– Красивых, но безголосых.
– Тогда представьте меня как Анну Коллинз! – попросила Рина.
Яна Аровски уже направилась к выходу и только махнула ей рукой.
«Она даже не попросила меня спеть, – мрачно подумала Рина. – Думает, у меня нет и шанса. Но это мы еще посмотрим!»
Руки у нее онемели. Рина только сейчас поняла, что все это время держала кулаки сильно сжатыми от волнения. Кружево перчаток впилось в ладони и, наверное, на коже остались следы.
«Я просто молодец! Так быстро учусь! Дженар точно провернул бы что-то подобное!»
Когда Рина вошла в костюмерную за сценой, то уже не обращала внимания на взгляды недовольных, которые не ожидали увидеть новенькую. Теперь все ее мысли были только о том, чтобы план сработал. И пока девушки прихорашивались, Рина стояла, как фарфоровая нимфа, тихая и бледная, в самом уголке, то и дело поглядывая на часы, чтобы не пропустить время применения очередной сферы. Час подходил к концу, но она экономила воображайки и не хотела использовать магию с большим нахлестом, когда действие одной сферы еще не закончилось, а другой – уже началось.
В костюмерной было гораздо больше народу, потому что сюда допускались родственники участниц. Глядя на них, Рина чувствовала себя особенно одиноко. Она очень скучала по семье, и эта острая тоска постоянно напоминала, зачем Рина здесь и почему не должна бояться. По сравнению со страхом навсегда потерять маму, папу и Альберта, все прочие страхи сдувались и сморщивались, как воздушные шарики, из которых выпустили воздух, на фоне громадного аэростата. Но как раз по этой причине Рина так боялась ошибиться в мелочах.
«Все получится, все получится, главное, не думать о тексте, а то точно забуду».
Как только на Рину накатывали особенно сильные сомнения, она подходила к зеркалу, чтобы поправить прическу, и красивая девушка в отражении подбадривала ее. Она была здесь на своем месте. Она заставляла волноваться всех остальных, хотя они даже не слышали, как она поет. И когда Рина смотрела на мир в отражении позади себя, он казался ей магически-прекрасным, как волшебный сон.
Свет ламп рассыпался бликами в драгоценностях и блестках, в бокалах с водой, которой полоскали горло певицы, в их шпильках и блестящих волосах, и Рина вспоминала, как приходила в такие места с мамой, когда та еще соглашалась поучаствовать в постановках друзей.
Тогда в гримерной все тоже благоухало от букетов, которые поклонники или родственники присылали актерам в знак восхищения и поддержки. Рине захотелось, чтобы среди корзин с цветами было и что-нибудь для нее, пусть даже всего один скромный цветочек. И чтобы тут, за сценой, стоял кто-то из ее семьи. Папа точно принес бы ей самый огромный букет. Мама бы поддерживала одним своим видом. Альберт выдавал бы нелепые шуточки, чтобы разрядить ее волнение. Рина представила это так ярко, что сама удивилась тому, насколько эта фантазия выглядела для нее реальной. И больше всего тому, насколько счастлива она была в ней. И не только от того, что рядом была семья.
Прямо сейчас Рину окружал чудесный мир, частью которого она мечтала стать, когда была маленькой. Но чем старше она становилась, тем более оторванной от этого мира себя чувствовала. Тем больше замыкалась в своих страхах. Тем глупее казалась ей детская мечта. Рина никогда бы не подумала, что однажды окажется за кулисами не в качестве гостьи.
«Может, это и есть мое место на самом деле? – невольно подумала она. – Может, это здесь я хочу работать, а не где-то в библиотеке? Может, я хочу превращаться в героев книг и проживать их жизнь на сцене, делясь со зрителем эмоциями, которые меня переполняют, а не просто читать о них? Может, если перебороть страх, у меня получится? Ведь не все актрисы такие уж красивые, но их любят за талант. И я еще не выросла. Мама тоже не сразу стала хорошенькой».
Рина вспомнила тот день на холме, когда Клим спросил ее, кем бы она хотела стать. Так, может, ответ прямо перед ней? Рине было страшно прикоснуться к блестящему искристому, как шампанское, миру сцены. Но она вдруг поняла, что отчаянно этого желает, просто всегда считала себя недостойной, недостаточной. Слишком невзрачной на фоне яркой матери, слишком бесталанной на фоне папы, слишком замкнутой на фоне веселого брата. Но сейчас, прячась под маской чужого красивого лица, Рина смогла признаться себе в том, что ей нравится быть здесь не в качестве наблюдателя, а в роли актрисы.
«Будет ли у меня шанс заниматься этим в реальном мире? – подумала она. – Если и будет, то очень нескоро и точно не такой, как сейчас».
Она все еще волновалась, но теперь к ее волнению добавился новый приятный трепет, и эта случайная, безумно смелая затея заиграла новыми красками. Рина погрузилась в фантазию и очнулась, только когда одна из девушек, сбегавшая за кулисы, вернулась оттуда с красным от волнения лицом и выпалила:
– Девочки! Девочки, он там! Он уже там! Как всегда, в пятой ложе на втором ярусе! Такой красивый! С ума сойти!
Костюмерную заполнили повизгивания, охи, ахи, свежие облачка пудры и духов.
– У меня подкашиваются коленки! – шептал кто-то.
– Ох, зачем я выпила столько сырых яиц? Кажется, меня сейчас
