британцы и французы согласились поручить все допросы американским следователям; другие делегации должны были подавать свои вопросы в письменном виде через американских обвинителей. После долгих переговоров советским следователям было разрешено проводить собственные допросы, но только в присутствии американского наблюдателя с его стенографистом.

Тем временем сами американцы допросили всех подсудимых и около 200 свидетелей, в том числе несколько фельдмаршалов и генералов. Корреспонденты отметили, что этим допросам не хватало жесткости; большинство подсудимых полностью отрицали вину или настаивали, что были вынуждены исполнять приказы Гитлера. Допросчики не пытались опровергнуть эти заявления подсудимых. По словам корреспондентов ТАСС, некоторые подсудимые и свидетели даже заверяли на этих допросах, что война Германии против СССР была «превентивной» (то же сообщал и Кобулов). Свидетели генерал Вальтер Варлимонт и фельдмаршал Вальтер фон Браухич, два заключенных военачальника высшего ранга, заняли эту позицию и утверждали, что видели доказательства существования советских планов нападения на Германию. Корреспонденты добавляли, что, судя по протоколам допросов, американские и британские следователи «охотно и беспрепятственно» допускали «многословные выступления» на эту тему[450].

За эту неделю в Нюрнберге корреспонденты ТАСС убедились, что защита попытается использовать суд для организации антисоветской пропагандистской кампании. Они также предсказывали, что обвиняемые и их защитники попытаются оправдать немецкие зверства против советских военнопленных и мирных жителей, утверждая, что с немцами в советском плену обращались не лучше. Непонятно было, как американцы и британцы отреагируют на такие попытки. Корреспонденты особенно опасались британцев и предполагали, что те не хотят привлекать к суду промышленников вроде Альфрида Круппа из-за экономической заинтересованности в крупных предприятиях Германии[451]. Словом, доклад ТАСС укрепил Москву в ее страхе перед неготовностью советской делегации – и перед двойной угрозой со стороны защиты и англо-американского альянса. Отсрочка процессов стала еще желаннее.

* * *

Пока доклад ТАСС ходил по рукам в Москве, западные обвинители советовались со своими правительствами по поводу болезни главного советского обвинителя. Они были вполне уверены, что Покровский лжет или что, по словам одного британского чиновника, малярия Руденко – «дипломатическая болезнь»[452]. Но все равно надо было как-то реагировать.

18 ноября британские, французские и американские почетные караулы в полной униформе упражнялись перед Дворцом юстиции. За этим представлением наблюдали съехавшиеся со всего мира журналисты и фотографы и гадали, начнутся ли процессы в назначенный срок[453]. Внутри Дворца юстиции тоже кипела суета. Группа французских, британских и советских психиатров, не дождавшись американских коллег, освидетельствовала Штрайхера. Они сочли его психически здоровым (хотя и страдавшим, по их словам, «невротической одержимостью» евреями), и Трибунал утвердил заключение врачей. Трибунал также поручил Ниву найти защитника Борману[454].

Тем утром Покровский сообщил Руденко, что на его ходатайство об отсрочке поступили ответы французского и британского обвинителей, но не американского. Дюбост сказал, что хочет поддержать советскую позицию, но не будет выражать поддержку в письменной форме. Британцы и слышать не хотели об отсрочке. Они заверили Покровского, что Руденко не будет нужен в Нюрнберге еще почти месяц: вступительные речи Джексона, Шоукросса и Франсуа де Ментона займут в совокупности три-четыре недели. Покровский спросил Руденко, объявить ли ему, что советская делегация не сможет участвовать в открытии Нюрнбергского процесса в случае, если отсрочку не дадут. Он попросил ответить побыстрее, отметив, что планирует созвать совещание Комитета главных обвинителей на следующее утро[455].

Опять вмешался Вышинский. Он указал Покровскому «никаких заявлений до того, как будет нам сообщено решение Трибунала, не делать». Вышинский также поручил ему точно установить, сколько времени собираются потратить главные обвинители на свои вступительные речи. Казалось нелепым, что речи американцев, британцев и французов затянутся на три-четыре недели. Ранее говорилось, что каждая займет пару часов. Может, Покровский чего-то не понял? Каждая вступительная речь действительно продлится несколько дней?[456]

Тем вечером Покровский сообщил Вышинскому больше информации. Да, вначале Комитет главных обвинителей решил, что вступительная речь каждого главного обвинителя займет два-три часа. Но дня четыре назад обвинители сочли, что времени потребуется гораздо больше. Покровский заявил, что уже известил Руденко о новом графике, который будет таков: сначала Джексон расскажет об «общем плане заговора», что займет два-три дня. Затем его помощники представят документы, на которые он ссылался. Следом Шоукросс выступит с речью о преступлениях против мира, которая займет целый день; затем британцы представят свои документы. Французы выступят третьими. Руденко будет последним, через три-четыре недели[457].

Покровский добавил, что вступительные речи будут опираться на документальные свидетельства, и разъяснил, что Джексон планирует выбирать утверждения из одного-двух абзацев Обвинительного заключения и подкреплять их «бесспорными документами». Он предложил аналогично детализировать вступительную речь Руденко, и порекомендовал включить в нее исторические сведения – например, факты нарушения Германией международных договоров. Покровский добавил, что западные обвинители считают целесообразным собрать небольшое количество свидетелей где-нибудь недалеко от Нюрнберга, например в Берлине или Париже; этих свидетелей можно будет быстро доставить в суд, если защита попытается оспорить достоверность каких-либо документов[458].

Наконец, Покровский попытался умерить страх Москвы перед тем, что подсудимые превратят Нюрнберг в площадку для нацистской пропаганды. Он отметил, что все обвинители хотят отнять у подсудимых возможность вовлекать суд в споры о действиях правительств союзников. Он объяснил, что именно поэтому обвинители сочли желательным поделиться друг с другом «списком вопросов, которые не должны обсуждаться на суде». Затем Покровский сообщил Вышинскому факт, по его мнению, доказывавший, что обвинители хотят в рамках этого процесса заниматься только делами подсудимых. Розенберг ходатайствовал о вызове свидетелей советских депортаций населения из Латвии, Литвы и Эстонии, но Комитет главных обвинителей ему отказал на том основании, что МВТ созван только для суда над европейскими странами Оси[459]. Покровский не принял во внимание, что судьи могут иметь иное мнение.

Эти новые сведения не очень убедили Вышинского в том, что советская сторона готова к процессу. Теперь выяснилось, что Руденко предстоит еще больше поработать над вступительной речью. Кроме того, КРПОМ должна была решить, как ответить на просьбу Джексона составить список запретных тем. Получив отчет Покровского, Вышинский менее чем через тридцать минут отослал ответ. Он поручил Покровскому продолжать настаивать на отсрочке. Если большинство обвинителей проголосует против советского ходатайства об отсрочке, Покровский должен будет объявить, что ему не разрешено участвовать в процессе без Руденко и что он обязан сообщить в Москву об отказе принять его предложение. Затем, на случай если Покровский не уловит намека, Вышинский открытым текстом проговорил: Покровский должен будет пригрозить отказом участвовать в открытии процесса, но не отказываться. Вышинский добавил, что Никитченко должен