Русские летчики в 1913 году выполняли первые «мертвые петли», но никто не петлял вокруг себя столь идеально, как русский поэт Владимир Маяковский. Второго декабря, когда Карен Бликсен отправилась в Африку, в Санкт-Петербурге проходит премьера трагедии «Владимир Маяковский» Владимира Маяковского. В главной роли, логично, Владимир Маяковский. Название пьесы, совпадающее с именем автора, было результатом ошибки петербургского цензурного ведомства, но автору оно показалось вполне подходящим.

Мы растем, когда ставим перед собой высокие цели. Вот и молодые русские интеллектуалы-революционеры бросали вызов не кому-нибудь, а сразу солнцу. Хотя какой там вызов, они уже в названии своей безумной «футуристической оперы» провозглашали «Победу над солнцем». Премьера спектакля, созданного художниками круга Казимира Малевича, состоялась в 9 вечера 3 декабря в театре «Луна-парк» в Петербурге и стала «большим взрывом» модернизма в России, уничтожившим всякую традиционную логику музыкального театра. Это был брутальный gesamkunstwerk, чистая звуковая поэзия, непривычные интонации, световые эффекты, персонажей звали «Некий злонамеренный» и «Разговорщик по телефону», а на занавесе был изображен первый черный квадрат Малевича. Он должен был стать «зародышем возможностей». Правда, Малевичу не удалось показать на сцене свою версию «будетлянского силача», некую установку, которая, «с одной стороны, может аккумулировать электричество, а с другой – по нажатию кнопки крушить всё подряд»[31]. Зато явно удалась финальная фраза «Победы над солнцем»: «Мир погибнет, а нам нет конца». Тут чувствуется вся одержимость русского движения в 1913 году: разрушение как принцип созидания, конец как условие начала чего-то нового. Замечательную диссонансную музыку футуристической оперы «Победа над солнцем» написал Михаил Матюшин. Он же поставил в 1913 году самый точный диагноз всем искусствам: «В живописи – разлом старого, академического рисунка, надоевший классицизм, в музыке – разлом старого звука – надоевший диатонизм, в литературе – разлом старого, затертого, захламленного слова, надоевший слово-символ». И здесь то же самое: сначала должно уйти старое, чтобы смогло начаться новое. Такова ситуация в культуре России в конце 1913 года.

Извержение вулкана Катмай на Аляске в 1912 году обеспечило человечество на весь 1913 год новым и необычным явлением – помутнением неба. Солнце не светит как обычно, похолодало, весь год дождей было больше обычного. Выбросы пепла вызвали не только в Америке, но и в Европе так называемое «атмосферно-оптическое затемнение», как это называют специалисты, которое выражалось в «заметном дымчатом диске вокруг солнца». А в 1914 году астрономам становится совсем скучно. Карл Дорно писал потом из Давоса: «После января 1914 года наступил период, очень бедный метеоролого-оптическими явлениями, приходилось подолгу ждать каких-то значительных событий». Непонятно, что он имел в виду – новое извержение вулкана или новую войну. Астрономы и метеорологи не любят давать подробных объяснений. Томас Манн познакомился с Дорно в его физико-метеорологической обсерватории в Давосе, когда собирал материалы для «Волшебной горы», и ему наверняка понравилась такая сдержанность.

Пятого декабря проходит премьера фильма Асты Нильсен «Примадонна кино». Сюжет закручен так: некий сценарист влюбляется в исполнительницу главной роли, но она любит другого. Тому другому нужны деньги, потому что он игрок и пьяница, поэтому актриса, несмотря на болезнь, отправляется на гастроли, но когда она возвращается с деньгами, любовник гнусно бросает ее. Она возвращается к сценаристу, который от отчаяния превратил их отношения в киносценарий. И актриса играет саму себя. В финальной сцене она, то есть Аста Нильсен, умирает на руках сценариста. Какая дикая игра со смешением кино и реальности. Когда актриса умирает, на ней костюм Пьеро – по стечению обстоятельств, на сценаристе тоже. Смерть объединила их. Вечером 5 декабря Эрих Хеккель, известный художник из группы «Мост», выходит из кинотеатра на Курфюрстендамм, взволнованный и впечатленный, особенно финальной сценой с двумя Пьеро. Он идет домой, он не будет сегодня начищать сапоги, потому что больше не верит в Николауса[32]. Теперь он верит только в искусство. Поэтому той же ночью он начинает работать над офортом «Умирающий Пьеро». Как в последней сцене фильма, которая еще стоит в голове Хеккеля, голова Пьеро неестественно наклонена, а вскоре он начинает свою картину «Мертвый Пьеро», в которой жабо Асты Нильсен оказывается чем-то вроде нимба. То есть это картина по мотивам фильма про фильм, в котором актриса играет роль актрисы, которая умирает, и сама тоже умирает. Вот так переплелись искусство и жизнь в конце 1913 года.

Шестого декабря выходит специальный номер журнала «Die Aktion», посвященный Отто Гроссу. В ноябре этот психоаналитик, которого опиум и любовь гнали к женщинам и к истине, который упорно боролся с вильгельмовским консерватизмом – на Монте-Верита, в Берлине и Мюнхене, по инициативе отца был объявлен сумасшедшим и помещен в сумасшедший дом. Литераторы Эрих Мюзам, Франц Юнг (в квартире которого Гросса арестовала полиция), Эльза Ласкер-Шюлер, Иоганнес Р. Бехер, Якоб ван Годдис, Рене Шикеле протестовали своими гневными текстами. Борьба Гросса-отца с Гроссом-сыном стала олицетворением конфликта поколений, сыновья против отцов, молодость против старости. Победили, к сожалению, отцы. Но сборник стихов Готфрида Бенна 1913 года называется «Сыновья». На обложке – «Апокалиптический пейзаж» Людвига Мейднера.

Поль Соде, крупнейший литературный критик Франции, пишет 9 декабря о только что вышедшем романе Марселя Пруста «В поисках утраченного времени»: «Безразмерное и хаотичное произведение». Но он не отрицает, что на сотнях страниц есть несколько хороших мест, из которых «можно было бы сделать симпатичную короткую книжку».

Тринадцатого декабря во Франкфурте торжественно открывают первый в Германии памятник Генриху Гейне. Каким бы абсурдным это ни казалось, но для скульптуры широкоплечего немецкого поэта XIX века скульптору Георгу Кольбе позировал сбежавший от Дягилева фавн, субтильный танцор Вацлав Нижинский. Он как раз зашел в мастерскую Кольбе в Париже, когда тот получил заказ на памятник во Франкфурте. Поэтому памятник Гейне являет нам нежного, но атлетичного юношу, который танцует над полулежащей обнаженной женщиной, балансируя на кончиках пальцев. Кольбе сказал, ко всеобщему удивлению, что хотел выразить своей работой грацию стихов Гейне, не больше и не меньше.

В последний день XIX века Карл Вильгельм Дифенбах нашел «Остров мертвых» Арнольда Бёклина, наверное, самую известную картину немецкого искусства XIX века. Когда он 31 декабря 1899 года причалил на своей лодке к острову Капри, он предчувствовал, что тут, на острове мертвых, для него начнется новая жизнь. Он раньше уже пытался полностью переделать себя и весь мир, в долине Изара, в Хёльригельскройте. Но неудивительно, что в месте с таким названием ничего не получилось. Но вот теперь он на Капри.