подкидывали даже во дворец. Особенное впечатление произвела прокламация Заичневского «Молодая Россия», воспевавшая «кровавую, неумолимую революцию». Автор звал к походу на Зимний дворец и истреблению всех его обитателей во имя «демократической республики». И всех, кто будет против, – «в топоры», «бей императорскую партию, не жалея».

Сразу после этого воззвания произошла серия пожаров в Петербурге и других городах. Было ясно, что орудовали поджигатели, и свидетели говорили о «студентах», «нигилистах». Александр II учредил для борьбы со смутьянами особую следственную комиссию князя Александра Голицына. У полиции и III Отделения информации уже накопилось немало. Начались аресты, обыски. При этом вскрылась подрывная агитация через бесконтрольные частные воскресные школы, и царь повелел их закрыть. Был введен надзор за типографиями, другой множительной техникой. Ряд изданий – «Современник», «Русское слово», были временно закрыты.

Правительство наконец-то обратило внимание на широкое распространение «Колокола», на постоянные визиты своих подданных к Герцену. 32 эмиссара «Земли и воли», осуществлявших связи с Лондоном, попали под суд. Правда, почти все были оправданы или отделались полицейским надзором. Лишь трое, в том числе один из руководителей «Земли и воли» Серно-Соловьевич, получили пожизненную ссылку в Сибирь, и трое, скрывшихся за границей, были приговорены к изгнанию из России.

А Чернышевский написал очередную прокламацию «Барским крестьянам от доброжелателей поклон». Подделывая слог под народное просторечие, внушал, что царь «оболгал» и «обольстил» народ, расхваливал «волю» у англичан и французов и излагал подробную инструкцию по подготовке революции. Организовываться, но раньше времени не бунтовать, изображать спокойствие. «Сходиться» с солдатами, обещать им – если поддержат в нужный момент, то будет «вольная отставка каждому, кто в отставку пожелает, да сто руб. серебром награды за то, что своим братьям-мужикам волю добывать помогал». «Ведь у нас по всем местам свои люди есть, отовсюду к нам вести приходят, как народ… А когда приготовленность будет, нам тоже видно будет. Ну, тогда и пришлём такое объявление, что пора, люди русские, доброе дело начинать, что во всех местах в одну пору начнётся… Тогда и легко будет волю добыть» [57].

Прокламацию передали для печати Всеволоду Костомарову, в чьем доме была подпольная типография. Его арестовали, и он всех сдал. Кстати, содержали арестованных весьма вольно. Серно-Соловьевич даже из Петропавловки переписывался с Герценом и Огаревым, а Чернышевский написал в камере роман «Что делать» – и его опубликовал «Современник», когда возобновил издание. Автор был приговорен к 14 годам каторги с пожизненной ссылкой в Сибирь, царь снизил срок каторги до 7 лет.

А в Польше раскрыли «заговор варшавских офицеров». Взяли не всех, но для них-то суд был военный, за измену. Троих приговорил к расстрелу, двоих к каторге, 30 человек перевели на Кавказ. Лидерс приговор утвердил, и на следующий день в городском саду поручик Потебня стрелял в него сзади, пуля раздробила челюсть. Потебня удрал за границу, приговор привели в исполнение. Наместником вместо Лидерса царь назначил брата Константина – именно он настаивал, что Польшу нужно успокоить мягкими мерами.

Но на следующий день после приезда в Варшаву возле театра подмастерье Ярошинский выстрелил в него. В упор, но пистолет держал в первый раз, пуля лишь задела плечо. Глава гражданской администрации Велепольский возмутился, на заседании Госсовета кричал: если уж на такого наместника охотятся, пусть лучше убивают его. Но тут же и на него случилось два покушения. Один революционер стрелял, второй кинулся с кинжалом. Всех троих террористов осудили и повесили. А Константин опубликовал воззвание: «Поляки, вверьтесь мне, как я вверился вам! Да одушевляет нас единое чувство. Будем трудиться сообща и в мире для счастья Польши».

Да какое там единое чувство! Центральный национальный комитет создавал штабы революции в Литве, Белорусии, на Правобережной Украине. Штабс-капитан Домбровский, выпускник российской академии генштаба, разрабатывал планы – арестовать или убить наместника, с помощью заговорщиков-офицеров захватить варшавскую цитадель и крепость Модлин с арсеналами. Но Домбровского арестовали, и военное руководство передали Падлевскому, выпускнику артиллерийской академии. Он находился во Франции, преподавал в польской военной школе. В сентябре 1862 г. с делегатами Центрального национального комитета приехал в Лондон, туда явился и сбежавший Потебня. С Герценом, Огаревым и анархистом Бакуниным они заключили «польско-русский революционный союз».

А в конце 1862 г. Падлевский и Потебня появились в Петербурге. Договорились с руководителями «Земли и воли» Слепцовым, Утиным и др. выступить вместе. Восстание наметили на весну 1863 г. С отмены крепостного права как раз истекут два года, когда крестьяне по-прежнему трудятся на помещика, закрутится переход на уставные грамоты с переделами земли, выкупными платежами и повинностями, это вызовет волнения, тут-то и подогреть их, возглавить.

Глава 15. Экзамен на прочность

Бой с польскими мятежниками

Велепольский уже вовсю вырабатывал с Константином предстоящие реформы: национальная школа, национальные суды, общественные организации, равноправие евреев (польские националисты получали от них финансовую подпитку и считали «братьями», «поляками Моисеева закона» [33, с. 180]). Но он знал об активизации революционеров, грозивших сорвать этот процесс. Его администрация переписывала подозреваемых, набралось 25 тыс. Велепольский придумал предотвратить взрыв. Воспользоваться очередным рекрутским набором и сделать его «именным». Константин согласился. В рекрутские списки включили 12 тыс. неблагонадежных.

Но об этом узнали и заговорщики. Приурочили восстание к рекрутскому набору. Его объявили в январе 1863 г., и вместо воинских присутствий молодежь пошла в леса. Центральный национальный комитет объявил себя временным правительством, призвал к оружию. Издал декреты о переходе земли к крестьянам безвозмездно с выкупом помещикам от казны, а безземельным батракам за участие в войне обещал по 3 морга (около 1,7 га) земли. В ночь на 11 января отряды боевиков напали на русские гарнизоны по разным городам. Вооружены они были чем попало, не обучены, и почти везде их отбили, кроме нескольких мест, где русское начальство допустило полную беспечность или грубейшие ошибки. В царских войсках 29 человек было убито, 63 ранено, 92 солдата пропали. Повстанцы захватили 2 пушки, 67 ружей, два обоза, 75 тыс. рублей, на 10 дней оборвали телеграфную связь между Варшавой и Петербургом.

50 тыс. мятежников разожгли пожар по всей Польше, Литве, Белоруссии. Из столицы полетел тревожный приказ стянуть войска в крупные города. Но его вскоре отменили. Потому что множество мелких отрядов серьезной боевой силы не представляли, это была не армия, с которой пришлось сражаться в 1830–1831 гг. Масса крестьян восстание не поддержала. От царя они только что получили свободу, а взбунтовались паны, их угнетатели. Кое-где крестьян удалось увлечь только католическим ксендзам и монахам. А основную часть повстанцев составили шляхтичи, чиновники, студенты, гимназисты, соблазненные горожане.

В Польшу поехали сотни добровольцев из Италии, Венгрии, Франции.