Причем Англия и Франция приняли сторону южан. Северные промышленники и купцы были их конкурентами, а от плантаторов-рабовладельцев они получали дешевые хлопок, сахар, табак. Лондон и Париж пытались создать коалицию, приглашая в нее Россию. Александр II решительно отказал, поддержав легитимное правительство Линкольна. Горчаков писал послу США Тейлору: «России делались предложения по присоединению к планам вмешательства. Россия отклонит любые предложения такого рода. Вы можете рассчитывать на нас».

Но куда более выгодный объект для вмешательства западные державы увидели по соседству с США, в Мексике. Там гражданская война только что завершилась, либералы победили консерваторов. Те взывали о помощи к европейским партнерам. Напоминали, что еще раньше просили о восстановлении в Мексике монархии. Во время войны они брали займы у Англии, Франции, Испании, а победители ввели мораторий на выплату долгов. Часть из них вообще не признали. Это касалось в основном британцев – у них мексиканцы задолжали в 6 раз больше, чем у французов и испанцев. А новое правительство, нуждаясь в деньгах, еще и конфисковало серебро, добытое английской компанией [56, с. 30, 45].

Хотя для операции требовалась большая сухопутная армия. Но обработать Наполеона III оказалось легко. Он возбудился собственными мечтами о мировой империи, загорелся создать в Америке вассальное «Латинское государство». Добавились махинации его братца Морни, прибравшего к рукам обесценившиеся облигации непризнанных мексиканских займов. Наполеон придумал восстановить дружбу и с Австрией. Договорился, чтобы Франц Иосиф выделил в мексиканские императоры своего брата Максимилиана. К союзу присоединилась Испания в надежде восстановить давнее владычество над Мексикой. В 1861 г. западная пресса раздула истерию об «ужасных беспорядках» в Мексике, насилиях над иностранцами, и три державы захватили порт Веракрус.

Правда, союз быстро кончился. Англичане чисто символически прислали лишь 700 солдат, мексиканское правительство подтвердило их права, согласилось оплатить долги и убытки, и они удовлетворились. Испанцы убедились, что местные жители вовсе не хотят возвращаться под их власть, а при амбициях французов им ловить нечего. Те и другие покинули Мексику. Зато Наполеон III двинул войска на Мехико, провозгласил Максимилиана своим марионеточным императором. Но мексиканцы его знать не желали, призвали народ к оружию, а всех оккупантов и изменников объявили приговоренными к смерти [56, с. 98].

Однако в это же время накалялась атмосфера в Польше. Ее заваливали подстрекательскими листовками. Мерославский из Парижа приурочил восстание к 30-летию Гроховской битвы с русскими в прошлую войну. Хотя варшавские революционеры оказались еще не готовы, заменили «мирной» демонстрацией. Масса народа двинулась по главным улицам с гимном «Еще Польска не сгинела». Полиция разогнала их, но в следующие дни манифестации возобновились. Наместник вывел войска, их стали закидывать камнями. Рота дала залп, 5 человек было убито, 20 ранено.

Фотографии жертв тут же разлетелись по западным газетам, а поляки забушевали. Съезд Земледельческого общества вручил наместнику требования: вернуть Польше национальное законодательство, воспитание, внутреннюю организацию, национальную церковь. Старенький Горчаков растерялся. Гражданское управление при нем осуществлял граф Велепольский – из благоразумных вельмож, надеявшихся на постепенные послабления от царя. По его совету требования переслали Александру II. Государь повелел опубликовать свой ответ. Что беспорядков он не потерпит, но договариваться по-хорошему всегда готов.

Он и впрямь пошел на уступки. Восстановил в Польше Государственный совет, учредил для нее отдельную Комиссию духовных дел и народного просвещения, в городах и уездах – выборные советы. Куда там! Вместо успокоения манифестации ширились. Теперь уже даже Велепольский настоял, чтобы наместник закрыл Земледельческое общество и связанные с ним организации. Это вызвало новую бурю протестов. Еще одна массовая демонстрация кончилась стрельбой и жертвами. Сердце Горчакова не выдержало нервотрепок, он умер.

Временно его заменил военный министр Сухозанет. Ввел военное положение, начал аресты, и помогло, Польша притихла. Но как только эти меры отменили, вернулись к заигрываниям с поляками, буйство покатилось пуще прежнего. Новый наместник, боевой генерал Лидерс, возвратил военное положение, позакрывал оппозиционные издания, собрания, даже костелы – и опять стихло. Хотя затаившиеся смутьяны создавали боевые группы, руководящий Центральный национальный комитет. Распространялись нелегальные газеты «Побудка», «Стражница», «Щербец», «Глас каплана польского». В Польшу постарались перевестись члены Петербургской военной организации – Сераковский, Домбровский, Падлевский и др. Образовался Комитет русских офицеров в Польше во главе с поручиком Потебней (малороссом), насчитывал 200–300 человек.

Но и в самой России революционеры как раз после Манифеста о ликвидации крепостного права загорелись надеждами получить массовую опору в лице крестьян. Сыграть на их недовольстве освобождением без земли. После подавления бунта в Казанской губернии студенты Казанского университета устроили демонстративную панихиду по убитым, с речью выступил профессор Щапов, завершив призывом: «Да здравствует демократическая конституция!» Появились прокламации с призывами к перевороту. В одной из них, «К молодому поколению», авторства Шелгунова и Михайлова, провозглашалось: «Нам нужен не царь, не помазанник Божий… а выборный старшина, получающий за свою службу жалованье».

Революционные кружки стали объединяться, возникла организация «Земля и воля» с отделениями по разным городам. В Петербурге она выпускала нелегальный листок «Великоросс», в № 3 изложила программу. Земля, которой пользовались крестьяне, должна остаться у них. Выкуп помещикам платится «за счет всей нации». Выставлялись требования созвать представителей народа для выработки конституции России, освободить Польшу. Составлял программу или участвовал в этом Чернышевский. Он осторожно не состоял ни в какой организации. Однако в Лондоне его знали не только Герцен с Огаревым, но и Маркс с Энгельсом называли его «главой революционной партии».

И пункт о Польше был отнюдь не случайным, русские революционеры были тесно с ней связаны. Не подозревая, что их всего лишь используют. В марте 1861 г. Мерославский прислал в Варшаву Замойскому программу восстания, где откровенно насмехался над лозунгом Герцена «за нашу и вашу свободу»: «Неизлечимым демагогам нужно открыть клетку для полета за Днепр. Пусть там распространяют казацкую гайдаматчину против попов, чиновников и бояр, уверяя мужиков, будто те стараются удержать их в крепостной зависимости. Должно иметь в полной готовности запас смут и излить его на пожар, разожженный уже внутри Московии… Вот в чем состоит наша панславистская и коммунистическая школа! Вот весь польский герценизм! Пусть он издали помогает польскому освобождению, терзая сокровенные внутренности царизма. Пусть себе заменяет вдоль и поперек анархией русский царизм… Пусть обольщает себя девизом, что это послужит для “вашей и нашей свободы”. Перенесение его в пределы Польши будет считаться изменой отчизне и наказываться смертью» [33, с. 198].

Да, чужеземцы раздували в России смуту всего лишь ради собственных выгод – а русская молодежь самозабвенно подыгрывала. Из-за беспорядков осенью 1861 г. пришлось временно зарыть Петербургский и Казанский университеты. А весной 1862 г. всюду выплеснулись листовки. Их рассылали по почте, разбрасывали по улицам,