Глава 17

Не припомню такого весёлого задержания. Казусы разные были, но, чтобы ржать, как кони — такого не вспомнить.

— Звони в Сестрорецк, пусть подгребают, — напомнил Саня, когда скулы уже перестало сводить от смеха.

Я набрал мобильный одного из «курортников», самого молодого из бригады:

— Алексей Родионов на проводе!

Я живо представил себе мобильный телефон с длинным витым шнуром и снова залился смехом. Сашка, продолжая ещё всхлипывать, мотнул мне головой — мол, что за дела?

— Он на проводе… — зажимая трубку, шепнул я напарнику. Саня тихо сполз куда-то под кресло, и оттуда ещё долго раздавались его жалобные всхлипывания.

— Я перезвоню, — сдавленным голосом прошипел я в трубку, и машина ещё долго сотрясалась от нашего гогота. Успокоившись немного, утерев слёзы, я опять набрал тот же номер, готовясь услышать снова что-нибудь подобное. Но Алексей, видимо, понял, что сморозил, поэтому представился по уставу:

— Лейтенант Родионов слушает!

Я попросил Родионова передать ребятам, занимающимся Тарховским делом, что мы взяли Новикова и ждём их в отделении на Мытнинской. Пусть подъезжают, как можно быстрей, без них не начнём.

— Ага, — совсем не по уставу отрапортовал лейтенант и отсоединился.

В отделении мы усадили Новикова в общий обезьянник. Он орал дурниной, требовал: то адвоката, то пожрать, то покурить, то пописать в отдельном туалете. В конце концов, он так достал дежурного, что тот нажаловался на нас начальнику отделения. Начальник, ни сном, ни духом ни о каком убийстве в Тарховке, был озадачен:

— А с какой целью вы его сюда притащили? Вот и везли бы в Сестрорецк! Он по нашему району проходит?

— Нет, по Курортному, — дружно понурились мы.

— Тогда объясните мне, какого чёрта вы тут устроили? Нам своих преступлений не хватает? Свои глухари передохли?! — шеф разошёлся не на шутку, а я ещё со времён работы в Центральном РУВД помню его нешутейный нрав. Постарел он с тех пор заметно, но гнева в голосе не убавилось.

— Он живёт на этой территории, везти ближе было. Что его с ОМОНом по пригородам таскать?

— А таскали бы без ОМОНа. Тоже мне, птица! Опять за дурь взяли? — память у Михаила Прокопьевича была превосходной. Он помнил всех жуликов, воров и убийц, которых он ловил и сажал за всю свою долгую плодотворную службу. Дела Новикова проходили по Сестрорецку, но, тем не менее, так как Новиков проживал на территории Центрального отделения, Михаил Прокопьевич, знал его в лицо и в «послужной список».

— Да нет, на этот раз — серьёзней! — я ответил за всех.

Михаил Прокопьевич резко повернулся ко мне:

— Сергеев? А ты какими судьбами? Или у нас теперь сестрорецкие дела расследуют центральное РУВД совместно с городской прокуратурой? Или тенденции какие-то новые появились в ведении дел, а я не в курсе?

— Ну, в общем-то, я действительно занимаюсь и этим делом тоже, и в том числе и вашим, которое по Таврической.

— А Сестрорецк здесь с какого боку?

— Там в Тарховке произошло убийство. Есть мнение, что два этих преступления связаны между собой.

— Следы? Оружие? Почерк? — в Прокопьиче никогда не умрёт сыскарь. — С чего сделали вывод, что это преступления одной цепи?

— Нет, Михаил Прокопьич! Нет следов, ни единого. И оружие не совпадает, вернее, там, во втором случае, вообще не было оружия… — я мямлил что-то маловразумительное и чувствовал на себя насмешливый взгляд бывшего начальника. Мне стало обидно. Я встрепенулся и продолжал уже гораздо более уверенным голосом. — Было указание объединить эти дела по мотиву.

Брови шефа поднялись выше очков. То, что он был удивлён, так это, слабо сказано. Он был поражён и изумлён.

— Убийства, совершённые в разных концах города, разным оружием, в разное время объединяются по принципу общего мотива? Это что за мотив такой? Может, я совсем отстал от жизни?

— Месть, — неохотно пробормотал я. Несмотря на свой вполне уважаемый возраст, Михаил Прокопьевич обладал на редкость чутким слухом:

— Ты мне не мямли, Сергеев! А ну-ка, пошли ко мне в кабинет!

— А что с задержанным делать-то? — робко поинтересовался дежурный, который всё это время тихо стоял за спиной шефа.

— А что с ним надо делать? — удивился начальник РУВД. — Побрей, помой, накорми, сказку ему расскажи. Что ты херню всякую спрашиваешь? Сидит и пусть сидит себе! — рявкнул Прокопьич и вышел, сделав мне знак следовать за ним.

Мой рассказ занял довольно много времени. Прокопьич слушал молча, не перебив ни разу. Теребил лежащую на столе курительную трубку, хотя я никогда не видел, чтобы он вообще курил. Трубка ужасно меня отвлекала, и я путался, сбивался, перескакивал с мысли на мысль, с события на событие.

— Ты вот что, Сергеев! — единственный раз остановил меня начальник отделения. — Прекрати тут свой сбивчивый лепет. Ты мне не подчинённый. Я тебе не начальник. Ты — сыщик. Я — сыщик. А теперь продолжай!

Умница всё-таки, наш Прокопьич! Я не только сумел вразумительно рассказать подробности трёх, переплетённых между собой дел, но и почувствовал просветление в мозгах. Всё в процессе рассказа вставало на своё место. Теперь уже начальник РУВД не молчал. Он комментировал, задавал вопросы, спорил со мной, выводил меня на нужные решения… И я вдруг понял к своему великому ужасу, что мы сегодня так же далеки от раскрытия любого из этих трёх преступлений, как были и в первый день, и во второй… Мы просто роем вокруг себя и ничего не находим. Фигня какая-то. Подключены два отдела, и не самых плохих отдела, подтянута прокуратура, работают три эксперта, плюс самый монструальный монстр Евграфов — компьютерный бог и дьявол… А мы на том же самом месте, вернее, в том же самом месте, в котором были и двумя днями раньше. Вот, чего мне не хватает сейчас для полного и безоговорочного счастья — это представителей СМИ. Чтоб додолбали, достали, доклевали печёнку, которую не смог выклевать Сашка со своим ежедневным: «Ну, пойдём, посидим немного!..»

От начальника РУВД я уходил не то чтобы в отчаянии, а в каком-то тотальном пофигизме. Как-то мне всё было по барабану. И Куприяновы, и Кировский, и оба Новиковых, и более других — братья Гаргаевы, павшие на кровавом поле неравной битвы одних негодяев с другими.

Сашку я нашёл в его кабинете. Он сидел за своим рабочим столом, уронив на него голову, и вздрагивал. Мне вдруг показалось, что Саня плакал. Я даже испугаться успел. Никогда не видел, чтобы Сашка плакал. Нет, вру! Конечно, видел. И даже не раз. Впервые это было, когда от него ушла жена, и мы пошли с ним в самый развесёлый кабак. Нафигачились там до