Шрифт:
Закладка:
— Не у нас, — педантично поправил меня напарник. — За наркоту…
— А Гаргаевы, по-любому, с наркотой дела вели?
— Ну, естественно! Тут к бабке не ходи!
— А если Новиков, ну, не первый, а второй, дела с ними имел и тоже был в числе пострадавших? В каком году грохнули-то этих братков?
— В две тысячи пятом. А это ты к чему? — Александров, похоже, стал отставать от моей суетливой мысли и терять нить рассуждения.
«Погоди, Шурик! — не упуская из головы только что построенную логическую цепочку, позлорадствовал я. — Я тебе попью ещё запоями! Я тебя подошью к такой-то матери, если ты будешь продолжать мозги просирать!»
— А к тому, что, если Новиков номер два в это время был на свободе, а до этого имел дела с Гаргаевыми, и не в свою пользу, то он и может быть стрелком. А винтовку мог и старший провезти… Их там не очень-то обыскивали…
— Ты не забывай, его сюда раненым переправляли. Вряд ли ему в вертушку на носилки снайперскую винтовку положили.
— А ты откуда знаешь, какие у них там правила? Может, он с этой винтовкой на операционный стол должен был лечь, чтобы врагу не досталась?! А может они с ранеными так и переправляют оружие. Надо посмотреть, были ли эти винтовки на вооружении у наших… Или у них… Без разницы.
— Надо для начала, — разумно заметил Сашка, — всё-таки выяснить, был ли Новиков младший на свободе в момент неприятностей с братьями. Может, опять пустышку тащим…
— Резонно, — согласился я и тут же связался с техническим отделом. — Кто у нас там? Лёха? Это Сергеев! Будь бобр! Глянь, Новиков Евгений Борисович, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения — когда гражданин у нас срок отбывал? Ага! Жду! Ага! Спасибо! Ну вот, как всё замечательно складывается! Наш милый Женечка, минетчик клятый, сел дважды: в девяноста седьмом ещё по малолетке, и в две тысячи пятом. Но в две тысячи пятом он сел аккурат под Новый год. А Гаргаевых шлёпнули аж в самую золотую осень. То есть!.. Разлюбезный наш Евгений Борисович Новиков благополучно мог разобраться с кредиторами — он ведь мог им остаться должен нехилую сумму, к примеру. А потом просто взял и подставился по незамысловатой и уже испробованной двести двадцать восьмой. Как говориться: «Ищут пожарные, ищет милиция!..», а он спрятался в тюрьме, где его ни мы, ни братва чеченская не достанет. То есть, достать-то конечно, достанет и, как барана — чик-чик… Но подумают на него в последний момент.
— Эвона как у тебя, Сергеев, всё складно получается! А что, если эти Новиковы — не братья вовсе?
— Чёрт! Так всё красиво получалось! Я об этом не подумал как-то… Совпадений слишком много было… Лёха! — я уже обиженно сопел в трубку. — Сделай ещё дельце. Вот тот самый Новиков Евгений Борисович тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения и Новиков Николай Борисович тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения — поковыряйся там у себя в закромах: они вообще-то кто — братья? Дата рождения? Обоих? А, второго — ща… — я полез в папку, еле отрыл небольшой клочок бумаги, на котором были нарисованы рогато-хвостатые чёртики и записаны паспортные данные Николая Новикова, — 29 декабря… Ага! Ты звякни, как найдёшь!
— Я смотрю на тебя, Сергеев, — восхищённо произнёс Сашка, и диву даюсь! Откуда в тебе столько смекалки, интуиции?! Я тобой горжусь просто! Всё думаю, когда же ты у нас, наконец, начнёшь по медиумам ходить, с душами убиенных общаться? У нас ведь тогда раскрываемость поднимется — Скотланд-Ярд будет на стажировку проситься…
— Вот я что-то не понял, — завёлся я, почуяв в Сашкиных словах откровенную издёвку, — ты это о чём?
— Обо всём! Мы сейчас куда приехали? Мы приехали брать подозреваемого, так? У нас ордер есть? Так?
За последние три дня, Сашка стал третьим, кого мне захотелось задушить. Медленно, со вкусом. Чёрт, какая-то прямо тенденция намечается.
— Так, — рявкнул я, гася в себе желание довести дело до смертоубийства.
— Так ты открой ордер! Ты же сам его подписывал! И прочитай! А то всё — Лёха!.. Лёха!.. — передразнил меня напарник.
Я быстро открыл папку, вытащил ордер и бегло перечитал его:
— Вот я — муда-а-ак!
У меня в папке лежали обе бумажки с днями рождения обоих Новиковых. А я названивал в технический отдел неизвестно, зачем. Хотя, почему же, неизвестно? Известно! Состряпал красивую версию, сложил картинку, а оказалось, что из этих фрагментов должен выйти совсем другой натюрморт. Но ведь, сложилось! Только вот братьями эти Новиковы быть не могли, хотя бы по той простой причине, что один родился в декабре семьдесят девятого, а второй в феврале восьмидесятого. С природой не поспоришь. Клёво! Да ещё перед ребятами дураком себя выставил! Сашка тоже хорош — мог тихо шепнуть, что я — козёл. Нет. Ведь буквально на весь свет заявил: «Сергеев — козёл!» Сволочь! Не прощу. Не будет сегодня никаких посиделок за бутылочкой вкусненькой водовки! Я буду мстить!
Ребята от дома сделали наконец-то знак, что клиент в адресе и можно начинать штурм. Сашка приподнялся, но я сделал ему знак не шевелиться:
— Сиди! Их там трое, а с обратной стороны дома ещё туева хуча ОМОНовцев. Не наше это дело! Наше дело — следствие вести, головой думать!
— Да что ты говоришь?! — язвительно заулыбался Сашка, но на месте остался.
Через пять минут Новикова уже вели к автобусу. Глядя на него, я испытал второе за этот день разочарование. Мало того, что этот мерзавец оказался совершенно не братом тому мерзавцу — хотя, почему тот-то — мерзавец? — так он ещё и отъел себе лошадиную харю, отрастил бритую огромную голову, да вырос, уродец, под два метра ростом. Я печально посмотрел на Сашку. Тот глядел на меня долго, грустно и понимающе. Не каждый день версии лопаются со скоростью две штуки в минуту.
— Да, — грустно заметил Сашка, — педераст из него хреновенький получился бы… Да и трансвестит не очень…
Он не выдержал и заржал. Я вспомнил, как озвучивал эту версию сначала самому шефу, а потом с пеной у рта доказывал Сане, что это — самая рабочая версия. В конце концов, мы оба ржали, как кони-водовозы, когда к нам в машину заглянул командир отряда ОМОНа:
— Чего ржём? — поинтересовался он.
— Да, радуемся, что клиента взяли! — почти хором ответили мы.
— А-а! — протянул капитан и с некоторым подозрением втянул ноздрями воздух в машине. Стало ещё смешнее.
