— Ладно, — оборвал я Звонарёва, — его сразу взяли? Основание?

— То-то и оно! Взять-то взяли! А вот оснований — никаких. Вообще! Ни отпечатков пальцев, ни следов спермы. В презервативе, гад, насиловал, и с собой всё утащил… Мразь… — Серёга глотнул водки, не морщась и не закусывая, — И ведь носит таких земля!

— Серёга, — тихо-тихо спросил я, — А как его вообще могли арестовать? Нет следов, нет свидетелей, девчонка в неадеквате под лекарствами… Увидела похожего парня, и её перемкнуло. Может, галлюцинация?.. Может, вообще, он просто похож? Может, спутала?

— Может, Серёжа, может! — Звонарёв закрыл лицо ладонями, широкими мужскими ладонями. Потом потёр ладонью лоб — моя привычка. Когда тяжело говорить, я всегда тру ладонью лоб, а пальцами — виски, — Ты понимаешь, мы тогда не то, что злые были, мы как звери были. Мы его, гада, без ОМОНа скрутили так, что не успевали потом на жалобы отписываться. Ну и, на скорую руку, притащили в отделение и колонули.

— Удачно?

— Понимаешь, он всё вроде отрицал, но временами проговаривался. Ну, типа, его в районе Кораблей вообще не было в тот день… А откуда он мог знать, что изнасилование на Кораблестроителей произошло?! Потом вообще дурку включал. Короче, я тебе так скажу, Сергеев! У тебя, конечно, интуиция зашибись — ты пользуешься… А мы в рамках закона ничего больше не могли. У нас даже основания не было его задерживать. Выпустили без подписки. Но он напуган был… Чёрт его знает, может со страха, а, может, потому что реально виноват — он прокалывался. Бля буду, прокалывался. Это все тогда поняли. Мы ж его всем отделом прессовали. Ну а потом папаша-землерой нарисовался… Нам по строгачу, всему отделу. Только все тогда в один голос сказали: «Он это!..» А что толку — наши голоса? Теперь понимаешь, почему дело это — не наше дело, а твоё?

— Не исключаю, но есть менее изощрённые способы. Потом, наш мститель живых не оставляет. Хотя, в наших случаях и потерпевшие в живых не оставались. М-да… А что суд?

— Да какой там суд? Клоуны! На первом заседании судья на районного наорала, что такие сырые дела нельзя приносить в суд. В принципе, имела право… Девочка вроде в себя пришла, выглядела на суде спокойной достаточно, вроде, адекватной. Но адвокат Траубе такую кипу бумажек выложил!.. Тут тебе и диагнозы — чисто, псих, тут тебе и лекарства, в побочных у которых бред, спутанность сознания и галлюцинации. Короче, на второй суд девочку даже не повезли, и всё. Кранты. В зале суда… Дело закрыто… За неимением состава. Даже на доследование не отправила, стерва! Изнасилование-то было! Раскрывать-то его, по-любому надо было…

Глава 15

Я был почти уверен, что это МОЁ дело. И убийства не было потому что изначально девочка осталась жива. Соответственно, и его убивать не стоит. Стоит его наказать его же оружием: а именно — на тебе заразу, от которой ты сам жить не захочешь. Жесть! Однако в фантазии нашему мстителю не откажешь. Его креативные способности вызывают у меня уважение… Бред! Я не могу уважать убийцу, преступника, права на это не имею! Складывалась непонятная картина. Допустим: Гаргаевы убиты стрелком за свой беспредел с бизнесменами. Любой из «кинутых» с тех пор мог хоть немного, но приподняться, и первым делом уничтожить кровных врагов. Допускаем. Далее, этот стрелок появляется на Таврической. В том, что это тот же стрелок, сомнений, практически, нет. С Гаргаевыми и Куприяновым более-менее ясно. Дальше. Что произошло в Тарховке? Что это за изыск? Почему Куприянова, сбившего насмерть беременную женщину, надо было шлёпнуть из ствола, а Кировского за практически то же самое преступление — убить таким извращённым способом? Не потому ли, что вина в первом случае была полностью доказана, и преступник очевидно избежал наказания, а во-втором, вины, как таковой доказано не было. И что? Что это даёт, если и в том, и в другом случае исход один — летальный?

Стоп! Письма! Электронные письма! Как же я мог про них забыть? Ведь было некое сообщение от имени Новикова, ну да, разумеется, под ником, но доказано, что с его компа — было!.. Что там было? Чёрт! Памяти нет ни грамма!.. Как же там было сказано? «Когда оно возникло, мне показалось, что это есть абсолютное зло, но когда оно победило зло, я понял, что оно есть сама справедливость»… Вот, где-то так. Ответов на сообщение не было, фраза Новикова была сказана куда-то в пустоту, или именно тому, кто мог понять её. Ему было достаточно прочитать и понять. Отвечать ему было незачем. Сделка проведена и оплачена. Если, конечно, это оплачивается. Оплачивается… Так! Гнилая, конечно, мысль. Но проверить её стоит. Надо запросить приходы денег в интернат в Перелешино. Нет ли связи с преступлениями. Откуда они получают деньги, из какого-такого благотворительного фонда? Хотя, большей мутотени, нежели благотворительные фонды — просто не придумать. Там никогда нельзя найти концы и начала. Кто даёт деньги — непонятно. Кто переводит — непонятно. Есть только две единицы которые можно отследить: это сам благотворительный фонд и его получатель. И всё, и хана… На то он и благотворительный фонд, что внести в него любые, самые грязные деньги может любой барыга. Он же на другом конце, вступив в сговор с получателем, вынет эти средства обратно — чистыми и хорошими. Тем не менее, надо глянуть, когда у них были последние поступления. Хотя, сам-то детский дом открылся ещё до того, как туда попала Маслова… Белиберда какая-то получается. Ладно, это детали. Сейчас надо понять, какая связь между этими преступлениями. Во-первых, письма. То есть, везде была задействована электронная почта. Скорее всего, была переписка и у Новикова, только он умело её стёр. А вот Куприяновы при всём желании сделать этого не успели. Хотя, папа мог. Но, видимо, не захотел. Что там было? «Суд вынес приговор!». А сыну: «Вас ожидают в комнате матери и ребёнка!». А что, интересно, наши эксперты думают себе по поводу отправителя?

Я набрал телефон технического отдела.

— Сергеев беспокоит. Там у нас где-то компьютеры с Таврической по делу Куприянова… Им были письма — отцу и сыну. Удалось выяснить, откуда они были отправлены?

— Да, выяснили!..

— И молчите?!

— А что кричать-то? — наша техническая служба иногда вызывала во мне противоречивые чувства: то ли хорошо бы их всех уволить, то ли хорошо бы их всех убить, — Посланы они были с промежутком в восемь минут из одного и того