счетов, ведь ради наживы они пренебрегли даже присущей обычным женщинам всепоглощающей похотливостью.

Средневековые мыслители допускали, что в редких случаях проституткам все-таки выпадало счастье обрести настоящую любовь с мужчиной. В подобных случаях романтическая любовь, как говорилось, возрождала в женщине половое влечение и, соответственно, ее способность зачинать и рожать детей. Тем не менее такие женщины по существу были изгоями общества. В проститутках видели покорных созданий для сексуальных утех, ожидавших либо денег от своих клиентов, либо избавления от своей горькой участи в лице мужчины, который соизволит обладать ими и позволит вернуться в ряды «нормальных» женщин, а «нормальность» женщины определялась ее способностью иметь детей.

Представление о необходимости оргазма для зачатия не менее горестными последствиями оборачивалось и для жертв изнасилования. Изнасилование по большей части воспринималось как имущественный спор между мужчинами, причем стороной, потерпевшей ущерб, выступал мужчина, к чьей семье принадлежала поруганная женщина. Таким образом, пострадавшей стороной мог быть отец (или другой старший родственник) или муж. По этой имущественной логике не представлялось сложным исправить дело: женщину просто следовало возвратить мужчине, попечениям которого она вверена, будь это ее отец или жених, и уплатить ему «цену за ее поруганную чистоту», проще говоря, насильник отделывался штрафом195. Подобный взгляд на ситуацию превращал изнасилование в весьма растяжимое понятие. Фома Аквинский, например, не делал различия между незамужней женщиной, взятой из дома родителей и силой принужденной к сексу, и женщиной, взятой из родительского дома и решившейся на так называемый секс по обоюдному согласию, — и то и другое он называет «актом блудодейства». Более того, если женщина, похищенная из родительского дома, решала сочетаться браком со своим похитителем, но без согласия своих родителей, это тоже в Средневековье считалось изнасило-ванием196. Таким образом, весь вопрос, было изнасилование или не было, упирался в согласие мужчины, на попечении которого находилась женщина.

В целом средневековые мыслители соглашались, что изнасилование — тяжкое преступление и что подвергшиеся ему женщины не могли получить удовольствия от полового акта. Тем не менее иногда случалось так, что изнасилованные женщины, явно претерпевшие ужасные страдания, беременели от насильников. Философ Гильом из Конша (ок. 1090–1155/70) придумал объяснение, почему в подобных случаях происходило зачатие: «пускай в самом начале акт соития вызывал у насилуемой женщины отвращение, под конец он пришелся ей по вкусу в силу ее плотской слабости»197. Иными словами, если женщина в результате изнасилования беременела, это означало, что в конечном итоге она все-таки получила удовольствие.

Презрительное отношение к страданиям и ужасу изнасилованных женщин восходит к общему представлению о человеке как о порочном, движимом низменными инстинктами создании, что и составляет отличительную особенность христианства в целом. И кроме того, это отношение подтверждает, что женщин считали более подверженными таким слабостям, чем мужчин. Приписываемое женщине «удовольствие» от секса позволяло как обернуть его против нее, чтобы устыдить после травмирующего для нее события, так и использовать этот довод для того, чтобы побудить любящих мужчин во время занятия сексом учитывать потребности их партнерш.

Все эти рассуждения о женских оргазмах и способности получать их за пределами всего, что понималось Церковью и медицинским сообществом как «нормальное», провоцировали пристальный интерес к реальным сексуальным предпочтениям женщин. Средневековые медики уровня Авиценны считали вполне себе хорошим и правильным делом советовать мужчинам, какими способами вернее всего доводить женщину до оргазма. Правда, с богословских позиций интерес к таким вещам в лучшем случае выглядел сомнительным. В какой момент поцелуи супругов выступают прелюдией к дозволенному супружескому сексу и в какой завлекают их на запретную стезю «сладострастия»?

Половое здоровье Разнузданные любовные страсти женщин впоследствии могли отозваться различными заболеваниями — как у женщин, так и у мужчин, их половых партнеров. Большое любопытство возбуждал у средневековой публики тот факт, что женщина способна испытывать половое влечение даже во время менструации. Это было доказательством похотливости женской натуры, так как ни одно другое существо в животном мире не пытается заняться сексом, когда беременность невозможна. В свете содомии, о которой говорилось выше, и, значит, греховности сам по себе секс во время менструации в самом

  Женщина приходит на гинекологический осмотр Миниатюра из медицинского трактата XIV в.

лучшем случае мог быть сочтен «противным логике», как утверждал большой любитель раскладывать все по полочкам Фома Аквинский. Помимо того что это был грех, мужчине, по глупости решившемуся на секс с менструирующей женщиной, следовать понимать, что он подвергает себя опасности подцепить самую жуткую по меркам Средневековья болезнь — проказу.

Проказа, или лепра, — это бактериальное инфекционное заболевание, которое вызывается палочкой Хансена, на лат. Mycobacterium leprae или Mycobacterium lepromatosis. Проказа поддается лечению, однако без медицинского вмешательства может привести к обширным поражениям кожи, глаз, а также дыхательной и нервной систем. Первый случай заболевания проказой был зафиксирован в Александрии в III веке до нашей эры, и, как вы, наверное, замечали, она эпизодически появляется на страницах Библии. Проказа представляла собой эндемическое заболевание средневековой Европы, и учитывая отсутствие антибиотиков, она нередко протекала в очень тяжелой форме. Из- за вызванных проказой кожных высыпаний больной становился легкой добычей для вторичных бактериальных и вирусных инфекций, что иногда заканчивалось потерей конечностей. Средневековые люди как огня боялись этой жуткой напасти и считали ее страшно заразной. Больных проказой обычно изгоняли из общества и принуждали жить в лепрозориях, которые финансировали богатые люди, считавшие это богоугодным делом и проявлением благочестия.

В средневековом обществе прокаженные вызывали одновременно и сострадание, и отвращение. Их явные мучения и увечья вызывали жалость у множества здоровых людей. Прокаженные выживали за счет благотворительных пожертвований и попрошайничества. С другой стороны, болезнь часто связывали с порочностью заболевшего. Генеральный магистр Доминиканского ордена Гумберт Романский (ок. 1194–1277) дает нам представление о том, как плохо относились

  Женщина кормит больного проказой Миниатюра из псалтыря конца XIII в.

к больным проказой: «Они богохульничают, как грешники в Аду… дерутся друг с дружкой… [и] сбросивши с себя всякую узду, в огне своего желания предаются блуду и всяким мерзостям»198.

В том, что прокаженным приписывали особенную склонность к блуду, просматривается определенная связь с представлением, что проказа передается через сексуальный контакт с прокаженной женщиной и, мало того, даже с женщиной во время менструации. В обоих случаях мужчина мог заразиться проказой, а ребенок от такой связи был обречен на клеймо «плода от испорченного