Чем больше преуспевала Мэгги, тем настойчивее Морган старалась оставаться в центре внимания. Как правило, она перечисляла свои трудности – с детьми, с домом, с работой – и сразу переходила к объяснению, как она устранила проблемы, проявив ум и упорство. В этих разговорах Морган выступала одновременно как жертва и героиня, в то время как Мэгги всегда просто везло.

Долгое время Мэгги старалась просто пропускать мимо ушей эти… заскоки. В глубине души она знала, что Морган любит ее, а растить двоих детей, заботиться о доме и работать полный день – стресс для кого угодно. В поглощенности Морган собственными делами нет ничего неожиданного, и потом Мэгги знала, что несмотря на всю зависть, сестра гордится ею.

Только узнав о том, что больна, Мэгги засомневалась в правильности своих исходных предположений. Вскоре после того, как ее диагноз стал известен, в те времена, когда у нее еще оставалась надежда, у Морган начались нелады с мужем, и они стали главной темой каждого разговора сестер. Вместо того чтобы предложить Мэгги возможность излить душу, высказать тревоги, связанные с ее болезнью, сестра почти не слушала ее и быстро меняла тему. Она жаловалась, что Джим, кажется, привык воспринимать ее как прислугу, или что Джим эмоционально замкнут, а о посещении психолога даже думать не желает, заявляя, что психолог нужен не ему, а Морган. Или же Морган признавалась, что у них несколько месяцев не было секса, или что Джим начал задерживаться на работе допоздна три-четыре раза в неделю. Так и продолжалось, одно за другим, а когда Мэгги пыталась уточнить какие-либо слова Морган, та раздражалась и обвиняла Мэгги в том, что она встала на сторону Джима. Даже теперь Мэгги не знала толком, что разладилось в их браке, разве что слышала шаблонные объяснения, что Морган и Джим просто отдалились друг от друга.

Морган казалась такой несчастной, даже слово «развод» уже начало мелькать в ее жалобах, поэтому Мэгги застигла врасплох ее ярость, когда Джим внезапно собрал вещи и покинул дом. И еще сильнее Мэгги оторопела, когда гнев и горечь ее сестры усилились. Мэгги понимала, что опыт развода нередко становится болезненным, но не могла понять, почему Морган так решительно вознамерилась ухудшить положение. Почему они с мужем не смогли уладить дело миром, без соперничающих друг с другом адвокатов, только подливающих масла в огонь, выставляющих все новые счета и замедляющих процесс?

Мэгги была готова согласиться с тем, что, вероятно, рассуждает наивно. Ведь она никогда не проходила процедуру развода, но так или иначе, ощущение Морган, что ее предали, и сознание своей полной правоты отражало ее убежденность в том, что Джим заслуживает наказания. Со своей стороны Джим, вероятно, тоже считал себя жертвой, и все это вылилось в затяжной и неприглядный развод, который занял семнадцать изнурительных месяцев.

Но даже этим дело не кончилось. Прошлым летом всякий раз, общаясь с сестрой, Морган продолжала жаловаться ей на Джима и на его новую молодую подружку или распространяться о том, что отец из Джима никудышный. Она рассказывала Мэгги, как Джим опоздал на встречу с учителями их детей или предпринял попытку увести детей в поход по Каскадным горам, хотя по графику те выходные они должны были проводить с Морган. Или что Джим забыл взять шприц-ручку с антигистаминным препаратом, когда повез девочек на ферму, где выращивают яблоки, хотя и знал, что у Беллы аллергия на пчел.

Ко всему этому Мэгги так и хотелось добавить: «Кстати, химиотерапия – отстой. У меня лезут волосы и постоянно рвет. Спасибо, что спросила».

Справедливости ради, Морган в самом деле спрашивала, как Мэгги себя чувствует, просто у Мэгги создавалось впечатление, что каким бы ужасным ни было ее самочувствие, Морган сочтет, что ее собственное положение еще хуже.

Все это привело к тому, что телефонные разговоры становились все более редкими, особенно в последние полтора месяца. Крайний из таких разговоров состоялся в день рождения Мэгги, еще до Хеллоуина, и если не считать краткого обмена эсэмэсками, в День благодарения они не общались. Объяснять все это Марку Мэгги не стала, когда речь зашла о том, почему она до сих пор не сообщила родителям о своих прогнозах. С другой стороны, она действительно не хотела портить Морган Рождество, особенно из-за Тиа и Беллы. Но для того, чтобы и Рождество Мэгги прошло мирно, с сестрой ей лучше было не пересекаться.

Мэгги поймала такси и прибыла в галерею через полчаса после закрытия. Несмотря на вялый день и еще одну дозу обезболивающего, она чувствовала себя вымотанной, словно ее случайно забросили в сушилку вместе с бельем. Мышцы и суставы ныли, словно она перетренировалась, желудок бурлил. Но когда она заметила справа от двери елку, у нее слегка поднялось настроение. Дерево было пышное и стройное; поскольку она заказала его не глядя, в глубине души опасалась получить елку вроде той жалкой и кривобокой, что выбрал Чарли Браун в рождественском выпуске давнего мультфильма. Она отперла дверь и вошла в галерею как раз в тот момент, когда навстречу ей из служебных помещений появился Марк.

– Привет, – его лицо оживилось. – Вы приехали! А я уж думал, что не дождусь.

– Не уследила за временем, – ответила Мэгги, подумав, что, скорее, ей с трудом хватило запала, но к чему напоминать о мрачном и гнетущем? – Как прошел день?

– Оживленно, но в меру. Приходило много фанатов, но купили только два снимка. Зато прибавилось заказов по Интернету.

– Есть новости для Тринити?

– Только несколько онлайн-запросов. Я уже отправил информацию, так что посмотрим, что будет дальше. Еще по электронной почте прислали письмо из одной галереи в Ньюпорт-Бич – спрашивают, не согласится ли Тринити устроить там выставку.

– Не согласится, – ответила Мэгги. – Но вы, наверное, уже сообщили об этом его рекламному агенту?

– Сообщил. И отправил все ваши снимки, заказанные по Интернету.

– Вы неплохо поработали. Когда доставили елку?

– Около четырех. А украшения – раньше. Насколько я понимаю, они довольно дорогие.

– А елка очень красивая. Я опасалась, что хороших у них уже не осталось. Думала, к этому моменту все уже раскупили.

– Маленькие чудеса, – согласился Марк. – Я уже подлил воды в подставку и выбежал в «Дуэйн Рид» за удлинителем – на всякий случай, вдруг он нам понадобится.

– Спасибо, – она вздохнула. И поняла, что даже чтобы просто стоять, от нее требуется больше усилий, чем она ожидала. – Вы не могли бы перенести сюда из моего кабинета офисное кресло? Мне бы присесть.

– Конечно, – кивнул Марк и скрылся за дверью, а через минуту прикатил офисное кресло, которое поставил так, чтобы можно было сесть лицом к елке. Садясь, Мэгги поморщилась, и Марк озабоченно нахмурился. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Нет, но уверена,