– Кем работает Морган?

– Она учительница музыки, а еще руководит театральным кружком. У них после уроков постоянно проходят репетиции концертов или спектаклей.

– Готов поручиться, вашей маме нравится, что внуки с ней.

– Да, очень. Если бы не она, не знаю, что делала бы Морган. Она в разводе, он прошел тяжело.

Марк кивнул и опустил взгляд. Оба некоторое время молчали, потом Марк указал на елку.

– Хорошо, что вы решили поставить ее здесь. Посетители наверняка оценят.

– Честно говоря, это елка для меня.

– Можно вопрос?

– Конечно.

Он повернул к ней лицо:

– Чем вам особенно понравилось Рождество в Окракоуке?

В галерее по-прежнему звучала фоном музыка, выбранная Марком.

– Как вы уже знаете, в Окракоуке я очутилась в самый разгар очень трудного для меня периода. И конечно, праздник утратил все то очарование, которым обладал в моем детстве. Но… в тот год Рождество показалось мне таким настоящим: флотилия, украшение елки вместе с Брайсом, волонтерская работа в сочельник, всенощная, и конечно, само Рождество. Уже тогда оно понравилось мне, и со временем воспоминания о нем становились все светлее и дороже. Именно то Рождество я бы хотела пережить снова.

Марк улыбнулся.

– Я рад, что оно оставило у вас такие воспоминания.

– Вот и я тоже. Кстати, я до сих пор храню тот снимок с маяком. Он висит на стене спальни, которой я пользуюсь как кабинетом.

– Так вы вдвоем все-таки научились печь булочки?

– Видимо, таким способом вы хотите выяснить, что было дальше. Или я ошибаюсь?

– Ужасно хочется услышать продолжение.

– Пожалуй, я могла бы рассказать вам еще немного. Но только при одном условии.

– Каком?

– Мне понадобится еще бокал эгг-нога.

– Уже несу, – он схватил оба бокала, ушел и вернулся с эгг-ногом. Удивительно, но густой и сладкий напиток не раздражал желудок Мэгги и вызывал давно забытое ощущение сытости. Она сделала еще глоток.

– Про бурю я вам рассказывала?

– Про ту, которая началась на Рождество? С сильным ливнем?

– Нет, – ответила она. – Про другую. Январскую.

Марк покачал головой.

– Вы говорили только, что через неделю после Рождества наконец преодолели отставание по школьным заданиям, и Брайс начал учить вас азам фотографии.

– А, да, – кивнула она, – правильно, – и подняла глаза к потолку, словно пытаясь отыскать на нем утраченные воспоминания. Переведя взгляд на Марка, она сообщила: – Кстати, к концу того семестра у меня значительно улучшились оценки. Во всяком случае, по сравнению с обычными для меня. Две «отлично», остальные «хорошо». За все старшие классы этот семестр остался для меня лучшим.

– Даже лучше весеннего?

– Да.

– Почему? Фотография отнимала время?

– Нет, – Мэгги помолчала. – Не в этом дело. Мне кажется… – она поправила шарф, чтобы выиграть время и придумать, как лучше подхватить нить рассказа с того места, на котором она остановилась ранее. – Мне кажется, для нас с Брайсом все начало меняться как раз в то время, когда на Окракоук обрушился ураганный норд-ост…

Второй триместр

Окракоук

1996 год

Норд-ост задул во вторую неделю января, после того, как три дня подряд температура поднималась выше обычной, и эти солнечные дни особенно удивляли после серой декабрьской хмари. Но я ни за что бы не подумала, что они предвещают чудовищную бурю.

Не заметила я и перемен, назревающих в моих отношениях с Брайсом. В канун Нового года я все еще считала его просто другом, хоть он и предпочел провести вечер у меня, а его семья уехала из города. Гвен принесла свой телевизор, мы настроили его на шоу Дика Кларка в прямом эфире с Таймс-сквер; с приближением полуночи мы вместе со всей Америкой начали отсчет. Когда шар упал, Брайс выпустил с веранды пару фейерверков, которые взорвались над водой с ужасным грохотом, рассыпая искры. Соседи на своих верандах тоже шумели – колотили ложками по кастрюлям, но не прошло и нескольких минут, как город вернулся в свое обычное дремотное состояние и огни в ближайших домах начали гаснуть. Я позвонила родителям, чтобы пожелать им счастливого Нового года, и они напомнили, что в этом месяце приедут проведать меня.

Несмотря на каникулы, уже через восемь часов Брайс снова был у меня – на этот раз вместе с Дейзи, которую привел к нам в первый раз. Он помог нам с тетей разобрать елку – к тому времени уже явно пожароопасную – и вынести ее к дороге. После того, как я сложила украшения в коробки и подмела иголки, мы заняли свои места за столом, готовясь взяться за уроки. Дейзи обнюхала кухню, по команде подошла к Брайсу и сразу же улеглась рядом с его стулом.

– Вчера я спросил разрешения у Линды привести ее, и она согласилась, – объяснил Брайс. – Мама говорит, что она все еще слишком много болтается без дела.

Я перевела взгляд на Дейзи, и та ответила мне невинным и довольным взглядом, помахивая хвостом.

– А по-моему, у нее все хорошо. Только посмотри на ее милую мордаху.

Дейзи, видимо, поняла, что мы говорим о ней, села и ткнулась носом в ладонь Брайса. Он сделал вид, что не заметил, и она снова принялась ходить по кухне, обнюхивая все подряд.

– Видишь? Вот я о чем, – сказал Брайс. – Дейзи! Ко мне.

Дейзи притворилась, что не слышит. Только после второй команды она наконец вернулась к хозяину и с кряхтеньем легла. Я уже заметила, что Дейзи порой бывает упрямой, и когда она попыталась снова начать бродить, Брайс посадил ее на поводок и привязал к стулу, она недовольно уставилась на нас со своего места.

Эта неделя прошла почти так же, как предыдущая, – за уроками и фотографированием. Брайс не только разрешил мне сделать множество снимков, но и притащил коробку с фотографиями, которые они с мамой наснимали за годы. На обороте каждого снимка были технические пометки – время дня, освещенность, диафрагма, скорость пленки, – и мало-помалу я научилась предвидеть, как смена одной из характеристик способна до неузнаваемости преобразить весь кадр. Кроме того, я провела свой первый день в фотолаборатории, наблюдая, как Брайс и его мама проявляют двенадцать черно-белых пленок, которые я отсняла в центре города. Мне подробно объяснили все этапы процесса – как готовить содержимое кювет: проявитель, стоп-ванну, фиксаж, как чистить негативы. Я узнала, как пользоваться фотоувеличителем и как создавать именно тот баланс света и тени, который мне нужен. Многое из того, что я слышала, влетало в одно ухо и сразу вылетало из другого, но когда я смотрела, как проявляются призрачные изображения, казалось, у меня на глазах творится волшебство.

Интересно вот что: хоть снимала и проявляла пленку я как новичок, у меня обнаружились врожденные способности, когда дело дошло до «Фотошопа». Загрузка изображений требовала самого современного сканера и компьютера «Макинтош», и Портер приобрел их для жены годом ранее. За этот год мама Брайса отредактировала множество любимых фотографий, и для меня пересмотр ее работ