– Это какие же, например?

– Впечатления. А может, ты смогла бы сделать что-нибудь или чему-нибудь его научить.

– Вряд ли есть хоть что-нибудь такое, чему он мог бы научиться у меня. Разве что его интересует, как краситься или делать маникюр.

Она закатила глаза, но я заметила в них веселый блеск.

– Я верю в тебя, ты что-нибудь придумаешь.

И я принялась старательно думать, пока мы наводили порядок в кухне, но лишь когда мы перешли в гостиную, меня вдруг посетило вдохновение. Вот только чтобы осуществить идею, мне требовалась тетина помощь – и не в одном отношении, а в нескольких. Выслушав мои объяснения, она просияла.

– Конечно, я помогу, – пообещала она. – Можешь не сомневаться, ему понравится.

Час спустя зазвонил телефон. Я думала, это мои родители, и удивилась, когда тетя Линда позвала меня со словами, что мне звонит Брайс. Насколько я помнила, он впервые позвонил нам домой.

– Привет, Брайс, – сказала я в трубку. – Что случилось?

– Да я хотел узнать, можно ли мне заехать к вам в сочельник, отдать тебе подарок.

– Меня не будет дома, – ответила я и объяснила про сразу две церковные службы в воскресенье. – Мы вернемся только на Рождество.

– А-а. Ладно. А еще мама просила узнать, не хочешь ли ты прийти к нам на рождественский обед. Примерно в два.

Его мама пригласила меня? Или он захотел, чтобы я пришла?

Прикрыв трубку ладонью, я спросила разрешения у тети, она согласилась, но с условием, чтобы Брайс попозже пришел к нам на рождественский ужин.

– С удовольствием, – согласился он. – Я кое-что приготовил для тети Линды и Гвен, тогда и обменяемся подарками.

Только после того, как я повесила трубку, до меня дошел весь смысл ситуации. Смотреть флотилию вместе с его семьей или заглянуть к нему в гости после прогулки по берегу – одно дело, а провести Рождество в обоих домах, – уже что-то большее, почти шаг в том направлении, куда мне, как я была почти уверена, идти не хотелось. И все же…

Я не могла отрицать, что рада приглашению.

В воскресенье сочельник прошел не так, как у нас дома в Сиэтле, и не только из-за поездки на пароме и двух церковных служб. Наверное, мне стоило заранее догадаться, что двум бывшим монахиням важно найти способ отдать должное истинному смыслу этого праздника, что мы и сделали.

После церкви мы, как обычно, побывали в «Уолмарте», где я нашла симпатичную рамку для родителей Брайса и открытку для самого Брайса. А вместо гаражных распродаж мы побывали в приюте «Миссия надежды», где несколько часов готовили еду для неимущих и бездомных. Мне поручили чистить картошку, и хотя поначалу получалось не очень быстро, к концу работы я приноровилась. Когда мы уезжали из приюта, к тете Линде и Гвен кинулись с благодарностями и объятиями человек десять – кажется, они являлись сюда в качестве добровольных помощников уже не первый раз, – и я увидела, как тетя незаметно сунула начальнице приюта конверт, явно с денежным пожертвованием.

На закате мы побывали на представлении живого вертепа одной из протестантских церквей (мама перекрестилась бы, узнав об этом). Мы увидели, как Иосиф и Мария уходят от постоялого двора и находят приют в хлеву, как на свет появляется Иисус, как к нему приходят поклониться три волхва. Действие происходило снаружи церкви, морозный воздух придавал ему реалистичность. Когда представление закончилось, запел хор, и мы с тетей, взявшись за руки, подхватили пение.

Потом был ужин, а после него, поскольку до ночной службы оставалось еще несколько часов, мы отправились в тот же мотель, где останавливались, когда я прилетела из Сиэтла. Мы с тетей заняли одну комнату, поставили будильник и легли вздремнуть. В одиннадцать мы проснулись. Как выяснилось, напрасно я опасалась, что на всенощной буду клевать носом: священник не пожалел ладана, поэтому все продолжали бодрствовать, у меня непрестанно слезились глаза. В происходящем ощущалось нечто мистическое, но в духовном смысле. По всей церкви горели свечи, звучала торжественная и глубокая органная музыка. Взглянув на тетю, я увидела, что она молится, беззвучно шевеля губами.

Потом мы вернулись в мотель и отплыли домой первым же утренним паромом. Утро вовсе не казалось рождественским, но тетя постаралась восполнить этот пробел: устроившись в каюте, они с Гвен наперебой рассказывали о самом лучшем Рождестве, какое случалось на их памяти. Гвен, которая выросла на ферме в Вермонте, поведала нам, как однажды получила в подарок щенка австралийской овчарки. В то время Гвен было девять лет, собаку она хотела с тех пор, как помнила себя. Утром, развернув все подарки, она так приуныла, что даже не заметила, как ее отец выскользнул из дома через заднюю дверь. Он вернулся через минуту, держа на руках щенка с красным бантиком на шее, и даже сейчас, почти полвека спустя, Гвен помнила, как радовалась, когда щенок запрыгал, играя с ней. И тетя Линда вспомнила, хоть и не так воодушевленно, как пекла вместе с матерью печенье в сочельник и как впервые мама разрешила ей не просто помогать, а отмерять, смешивать и выполнять почти всю работу самостоятельно. Она так гордилась, когда вся семья нахваливала ее печенье, а утром получила в подарок фартук с ее вышитым именем и собственные принадлежности для выпечки. Последовали и другие подобные истории, и я, слушая их, с удивлением понимала, что они звучат совершенно обычно. Мне и в голову не приходило, что у монахинь может быть такое же детство, как у многих других; почему-то мне казалось, что они росли, постоянно читая молитвы и находя под елкой на Рождество Библии и четки.

После возвращения домой я поболтала с родителями и Морган по телефону, подписала открытку для Брайса и начала собираться – приняла душ, причесалась, накрасилась. Потом влезла в красный свитер и джинсы с поясом-резинкой, уже в который раз порадовавшись их существованию. За окном небо заволакивали темные тучи, поэтому я на всякий случай обулась в резиновые сапоги. Разглядывая себя в зеркало, я подумала, что если не считать продолжающий увеличиваться бюст, я совсем не выгляжу беременной.

То, что надо.

С подарком под мышкой я направилась к дому Трикеттов. Волны в заливе Памлико украсились белыми гребнями, ветер усиливался, трепал мне волосы, и я гадала, зачем вообще удосужилась причесываться.

Брайс открыл дверь, пока я еще поднималась по ступенькам. С неба слышался далекий рокот. Вскоре должна была начаться буря.

– А, привет. С Рождеством! Выглядишь потрясающе.

– Спасибо. Ты тоже, – ответила я, окинув взглядом его темные шерстяные брюки, рубашку на пуговицах и начищенные до блеска мокасины.

Внутри дом выглядел идеально, как на рождественской открытке. Скомканную бумагу, в которую были