Ноги то утопали в разноцветных коврах, расстеленных в комнатах с мягкой мебелью и многочисленными диванами и подушками, то приходилось ступать маленькими осторожными шагами по отполированному до зеркального блеска мрамору. Взгляд блуждал по восхитительным инкрустациям на стенах и потолках: перламутровые бутоны расцветали на малахитовых стеблях, драгоценная ляпис-лазурь сверкала золотыми звёздами, словно настоящее небо над головой.

Агата старалась не слишком крутить головой, но любопытство всё равно брало верх. Ей так хотелось путешествовать и увидеть новые страны. Что ж, не всегда наши желания сбываются так, как мы этого хотим.

Им не встретилось ни души, и странное ощущение покинутости и одиночества вновь вернулось. Агата тревожно огляделась, прижимая обе руки к груди, едва прикрытой тонкой тканью блузы, и чувствуя, как колотится сердце.

– Что замерла? – Фадия бросила на неё взгляд через плечо. – Поторопись, у господина ещё приём послов сегодня, не стоит заставлять его ждать.

Перед входом в длинный, слабо освещённый сферическими лампами из разноцветного стекла коридор за Агатой словно из ниоткуда появились вооружённые палашами стражники, безмолвными тенями двинувшиеся следом. Не та компания, которую было приятно ощущать за спиной. Агата оглянулась несколько раз, но стражи будто ничего не замечали: смотрели строго вперёд и казались големами, а не живыми людьми.

– Кирия, – окликнула Агата, и когда Фадия никак не отреагировала, продолжая величественно колыхаться перед ней, прибавила шаг и пошла рядом, попробовав ещё раз: – Фадия, а почему здесь никого нет?

– А кто же здесь должен быть? – Фадия и правда выглядела удивлённой.

– Просто такой большой дом, а мы не встретили ни души, – смущённо отозвалась Агата.

– Так это женская половина, всем девушкам сейчас позволено гулять в саду в честь твоего сватовства.

– Что? – Агата сбилась с шага и замерла было, но Фадия ловко подхватила её под руку и повлекла за собой: мягко, но уверенно.

– Ох, птичка, неужто тебе и этого не рассказали? С отцом твоим уже всё оговорено давно, конечно, только тебя и ждали. Сегодня очень важный день: ты познакомишься с господином Орханом, и по нашей традиции он подарит тебе золото. Не забудь, птичка, подаренное ты должна прямо там надеть. Сразу же.

– Я ничего не понимаю, – проговорила Агата, нервничая и теребя свободной рукой драгоценную брошь, скалывавшую ворот блузы. – Я увижу отца? Если сегодня сватовство, то и отец должен присутствовать.

Она не теряла надежды узнать хоть что-то. Может быть, отец уже тоже здесь? Раз она была на женской половине, то и не могла с ним увидеться. Все-таки традиции, пусть и такие чуждые, – это важно.

– На сватовстве только ты и твой жених, – покачала головой Фадия. – Будут присутствовать три свидетеля, чтобы убедиться, что ты приняла дары и не открывала лица. Я тоже удостоена чести быть там, и твоя служанка, как же ее… Элен, кажется: кириос ди Эмери, да даруют ему боги светлых дней, настоял, чтобы обязательно присутствовали женщины, потому что так положено по вашим обычаям.

– Но… – начала было Агата, радуясь, что будет хотя бы одно знакомое лицо, но не веря, что отец не счёл нужным ни предупредить её, ни хотя бы увидеться.

Союз с Орханом был важен для него, а отец всегда сам контролировал то, что было для него важно.

– Опять перечишь? – перебила, сурово нахмурив брови, Фадия. – Послушай старую Фадию, птичка, и прикуси свой язычок. Вот взойдёшь на брачное ложе – и наступит твоё время петь. А сегодня прими дары, поблагодари и надень. Сама надень, сразу же! Это и есть подтверждение твоей доброй воли. И отца потом поблагодари. Как он заботится о тебе, да будут боги к нему так же милостивы, как к нашему господину! Даже старую Фадию позвали, чтобы только все традиции соблюсти.

Агата сочла за благо промолчать, чтобы не ответить что-то действительно дерзкое.

Наконец длинный коридор закончился, и, миновав огромный, пустой и гулкий беломраморный зал с маленьким бассейном, в котором лениво шевелили плавниками золотые карпы, их маленькая процессия остановилась перед массивными, богато украшенными причудливой вязью дверьми.

Тени от резных колон выходящего в сад портика и снопы солнечного света расчертили мраморный пол в зале, и Агате на мгновение показалось, что она стоит в начале доски, на которой играли в игру, где надо было свергнуть короля. Ещё ребёнком она нашла фигурки в кабинете у отца, и гувернантка, которую после того случая отец разжаловал, сказала, что это подарок от его торговых партнёров матери Агаты.

Она долго пыталась понять, как надо перемещать фигурки и какая из них – король, пока однажды за этим занятием её не застал отец. Он почему-то ужасно рассердился и выгнал её из кабинета. Позже она узнала, что фигурки, так искусно вырезанные из дерева, сгорели в камине, а ей было навсегда запрещено входить в отцовский кабинет.

Древки секир синхронно ударили об пол, заставив Агату вздрогнуть и отшатнуться от неожиданности, вынырнув из воспоминаний. Двое стражников, неотличимых от тех, что сопровождали Агату, разве что в руках они сжимали устрашающего вида секиры с двойными лезвиями, вытянулись по струнке. Фадия торопливо расправила длинные полы её расшитого халата, сбившегося в ногах, пока они шли, поправила тонкую вуаль, закрывающую лицо. И отошла в сторону, кивнув стражникам.

Ещё один удар об пол, и массивные створки ворот начали открываться.

– Улыбайся, птичка, да опускай глаза, – прошептала Фадия, подталкивая её в спину. – Молчи и не забудь поклониться господину. Да будут солнце и луна благосклонны к вашему союзу.

Агата, собрав всю свою решительность и вздёрнув подбородок, шагнула вперёд. Свет, в котором плавали пылинки, снопами лился сквозь огромные окна и заставил её сощуриться. На мгновение замедлив шаг, она успела окинуть взглядом огромный зал, ощутив дым от пряных, дурманящих голову благовоний.

Стены, искусно украшенные майоликой, тонкие колонны, удерживающие колоссальных размеров купол, сплошь покрытый мозаикой, изображающей небо с золотыми звёздами, складывающимися в созвездия и на другом конце зала, на небольшом возвышении – ложе, больше всего напоминающее трон, на котором сидел мужчина.

Агата вздохнула, расправляя плечи, и, не торопясь, приблизилась. Не столько из-за внезапной робости перед этим подчёркнуто роскошным залом или чтобы показать, что не собирается бежать и кланяться, сколько из-за того, что боялась случайно потерять на скользком мраморном полу странную туфлю без пяток. Она шла так осторожно, что не слышала звука собственных шагов, хотя, возможно, их заглушал грохот её собственного сердца.

Не дойдя совсем немного до устланного коврами помоста, она замедлилась, пытаясь решить, что делать дальше. Фадия наставляла кланяться, но