Ее кузен Ааф Дилс тоже видел ее той зимой и тоже заметил небрежную одежду Ханни. Кроме того, волосы у нее были неухоженными и непричесанными. Черную краску следовало подновить: ее прическа была наполовину черной, наполовину рыжей и выглядела дешево. Сама Ханни казалась усталой и исхудалой. Конечно, это происходило в последнюю зиму войны, когда все были истощены и измучены. Однако Ааф понял, что Ханни видела смерть слишком многих товарищей. Она больше не ценила жизнь так высоко, как раньше [235].

Трюс думала так же. Куда подевалась та отважная и стильная молодая девушка, которую они знали прежде? От той жизнерадостной красотки осталась лишь пустая оболочка. После войны Трюс будет оглядываться назад и спрашивать себя, не стремилась ли Ханни к смерти. «Это было такое дурацкое ужасное время той зимой – холод, голод, немцы, хватавшие на улицах всех без разбора, работа на Сопротивление, продолжавшаяся днем и ночью, товарищи, которые погибали, плюс удар от смерти Яна Бонекампа».

Единственным, что еще имело значение для Ханни, было ее участие в Сопротивлении, и она отдавалась ему с головой, берясь за самые опасные задания.

Все, что могли сделать Трюс и другие, – это попытаться ее придержать.

* * *

Придержать ее, как и остальных членов харлемской RVV, вскоре стало задачей сразу нескольких организаций после противоречивой акции в январе, в которой приняли участие новички из RVV и вельсенского командования.

Сандер ван дер Виль, брат Франса, стал активным членом ячейки. С собой он привел еще несколько человек, стремившихся участием в Сопротивлении приблизить конец кровавой войны. Эти новобранцы не были надежными; в действительности некоторые больше стремились устраивать хаос, чем действительно бороться с немцами или коллаборантами из NSB.

В середине января новых членов ячейки отправили в поля, где им предстояло отобрать продовольствие у фермера по имени Виллем ван де Зон. Его подозревали в том, что он наживается на голоде. В ходе акции фермера застрелили. Как выяснилось позднее, Зон не только не извлекал выгоды из Голодной зимы, но имел долгие и прочные связи с Сопротивлением. Всю войну он прятал у себя евреев, а той зимой раздавал продовольствие, а не продавал.

Глава регионального отдела внутренних войск Сиккел пришел в ярость от такой трагической ошибки, а вместе с ним и другие члены группы в Вельсене, включая офицера по имени Гиз ван дер Ворт. Ван дер Ворт потребовал от Фредди Оверстеген составить список людей, предположительно участвовавших в нападении. Она спросила у Сандера ван дер Виля, и тот предоставил ей список, включив туда и свое имя. Много лет после того Фредди страдала, что передала список ван дер Ворту. Она говорила, что тот уверил ее – никто из людей в списке не пострадает. Она думала, что их имена нужны для того, чтобы впоследствии их арестовали за торговлю на черном рынке и предали суду. (Все оказалось совсем не так, о чем узнал весь город через неделю на центральной площади.) [236]

Ван дер Ворт позднее отрицал свое участие в инциденте с Зоном [237]. Тот факт, что он и другие из группы Вельсена продолжали играть теневую, а иногда и подозрительную роль в будущих акциях Сопротивления, исполняемых Фредди, Трюс и Ханни Шафт, также подтверждает, что эти люди в первую очередь стремились взять деятельность отряда под свой контроль, чтобы не допустить повторения инцидента с Зоном [238].

Последствия для Харлемской RVV заключались в том, что без приказа от внутренних войск они могли теперь совершать только ненасильственные акты сопротивления, выступать в роли курьеров или развозить по городу прессу.

Ханни, Трюс и Фредди нелегко было смириться с таким положением вещей.

* * *

«Никаких больше ликвидаций, – вспоминала Трюс. – Никакого вооруженного сопротивления. Мы больше не имели права носить оружие». Это казалось им угрозой собственной безопасности. Девушки, попавшие в Сопротивление еще подростками и никогда не державшие в руках пистолет, не говоря уже о том, чтобы стрелять в другое человеческое существо, теперь настолько зависели от его наличия у себя в кармане, что без оружия чувствовали себя беззащитными. Немцы по-прежнему орудовали на улицах, вооруженные до зубов; в Голландии нечего было есть, и люди умирали голодной смертью, а у них были связаны руки? Это казалось бессмысленным.

В конце января немцы арестовали одну из самых выдающихся фигур голландского Сопротивления, банкира из богатой амстердамской семьи по имени Вальравен ван Халл, который считался казначеем Сопротивления. Еще в начале оккупации он основал подпольный фонд, который назвал Фондом национальной помощи, в банке, директором которого служил. Благодаря мошенничеству и незаконным займам он перевел миллионы гульденов из банка на нужды Сопротивления, после чего был арестован. Сначала немцы даже не знали, кого поймали. Когда они узнали, что у них в руках главный источник финансирования голландского Сопротивления, то привезли его и еще нескольких заключенных в Харлем и казнили на улице Яна Гийзенкаде близ реки Спарне.

В результате той казни и продолжающихся облав на голландцев, которых отправляли в немецкие трудовые лагеря, RVV в целом и три девушки в частности продолжали настаивать на прямых насильственных мерах сопротивления. Они посетили в Амстердаме Гербена Вагенаара, лидера коммунистов, который обратился к Сиккелу от их имени. Вагенаар впоследствии сказал им, что Сиккел был склонен придерживаться тактики его коллег из OD – Вельсенской группы, – а не Совета Сопротивления и держать их трио в стороне от активных действий [239].

Однако во внутренних войсках зрели противоречия. Ханни, Трюс и Фредди поддерживали контакты с вельсенскими офицерами полиции – Юпом Энгельсом, Арендом Кунткесом, Сисом ван дер Вортом, – которые якобы хотели придерживать их. Но задания, которые им давали, никак не подтверждали этих намерений. Конечно, эти люди действовали, как выразился один автор, «в сумеречной зоне между коллаборацией и сопротивлением» [240]. Они годами жили с этими противоречиями, и вскоре начали подталкивать Ханни, Трюс и Фредди к насильственным актам в отношении субъектов, иногда очевидно виновных в преступлениях: предательстве и коллаборационизме. А иногда не очевидно. Хотя Сиккел мог скептически высказываться насчет эффективности ликвидаций, он сам отдал приказ на многие из них. Однако доказательства его причастности были замаскированы: во‐первых, непосредственные распоряжения исходили от вельсенских полицейских; во‐вторых, выполняла их троица самых обычных девушек [241].

Со своей стороны, Ханни, Трюс и Фредди