получить кувшин воды. В третьем классе слишком много людей, чтобы позволить им это. Лучше пусть воды не будет ни у кого, чем она будет у немногих счастливчиков. Они должны нас понять. Пожалуйста, проследите, чтобы все было исполнено.

Алексей бледнеет:

– Я получаю распоряжения от капитана.

– Капитан согласна с нами. Но вы, разумеется, можете сами у нее спросить.

Молчание затягивается.

«Понимают, что он этого не сделает, – думает Вэйвэй. – Никто из нас не сделает».

Было бы слишком больно услышать такой приказ от капитана.

– Мы благодарны вам за усердную работу.

И Вороны шагают дальше, звякая на ходу пряжками.

Вэйвэй смотрит им вслед, а потом оборачивается к Алексею:

– Ты ведь этого не сделаешь, да?

Он преувеличенно тяжело вздыхает, и в памяти Вэйвэй с неожиданной ясностью всплывает образ прежнего мальчишки, только что принятого в команду, который щеголял слишком большой для него униформой и злился на девочку, когда та подбивала его забраться в неположенное место: «Это я получу потом взбучку, а не ты».

– А какой у меня выбор? – спрашивает он тусклым, покорным голосом. – И они всяко правы – воду нужно как-то экономить.

– Но третий класс уже взбудоражен. Добавь ограничений, и пассажиры вцепятся нам в глотку.

– Ничего, придется им потерпеть. Мне нужно время.

– Но ведь мы вернемся на главную дорогу еще до источника, правда?

Василий вдруг замирает.

– Или не вернемся?

Алексей не отводит глаза:

– Судзуки говорит, что вернуться до источника никак не получится.

– Что это значит? Неужели мы не…

– Не справимся? Да, справимся. Но у нас нет выбора. Чтобы добраться до следующего источника, надо еще сильнее ограничить расход воды.

– Они рассвирепеют. Начнется бунт.

– Мы объясним пассажирам: проблема в том, что мы ушли с главной дороги. Большего им знать не нужно.

– А когда сойдем с боковой ветки, вода все так же будет ограничена?

– Придет время, разберемся и с этим.

– Но разве…

– Во имя любви к железу, Чжан! Мы все здесь в одном положении, все будем страдать от жажды, но отвечать придется мне, и тебе этого не понять. – Помолчав, он добавляет: – Я не хотел, чтобы это так прозвучало.

– Понимаю, что ты хочешь сказать. – Вэйвэй пытается произнести это безразличным тоном, но слова звучат как обвинение, и Алексей сжимает зубы.

Коротко кивнув, он выходит из вагона.

– Лучше его сейчас не трогать, – советует Василий. – Он злится на Воронов, а не на тебя.

– Разве не странно, что рельсы здесь не слишком изношены? – говорит Вэйвэй отчасти для того, чтобы отвлечь внимание Василия от своих покрасневших щек, отчасти потому, что мысли о рельсах беспокоят ее с самого утра. – Я думала, все давно заросло.

Ремонтные бригады поддерживали порядок на запасных путях даже после того, как по ним прекратилось движение, на случай если вдруг понадобятся, но все же сдались много лет назад. И тем не менее в этом краю, где все непрерывно растет, где мох успевает покрыть скалу целиком за время между двумя прохождениями поезда, где лианы змеями поднимаются по стволам деревьев прямо у вас на глазах, Призрачная дорога остается чистой. Словно она дожидалась поезда.

Василий заливается лающим смехом:

– Ты что, жалуешься, что нам так везет?

Он подходит к иконе, висящей на стене, сбоку от полки с бутылками, прикасается к железному окладу, а затем к лику святой. Вэйвэй машинально дотрагивается до железной рамы окна. «Да не слишком-то и повезло, – думает она. – Наоборот, мало». Все в этом рейсе не так, как надо, – не только Призрачная дорога, гроза и вода. Вообще все. Прав Профессор: трансформации зашли слишком далеко, чтобы обратиться вспять. Прав от начала и до конца.

Кажется, что прохождение через весь поезд занимает теперь больше времени, потому что сам состав движется медленней. В кухонном вагоне звенят кастрюли и ножи. Ароматы черного перца и других пряностей щекочут нос, и Вэйвэй догадывается: повара перебивают запахи залежавшейся еды. Как долго им придется хитрить? Сколько дней добавит к рейсу Призрачная дорога? Вэйвэй старается не думать о Елене, мучимой жаждой, о сухой коже вокруг ее губ, о том, как она прижималась к стеклу, чтобы взглянуть на грозовые тучи. О том, как оборачивались пассажиры, чувствуя, что среди них оказалась чужая. Вэйвэй доходит до лазарета и глубоко вздыхает.

Старик лежит свернувшись на койке, глаза закрыты, очки рядом на столике. Спящий, он кажется таким хрупким, что запросто может рассыпаться в пыль от ее прикосновения.

– Профессор?

Он не шевелится.

Вэйвэй придвигает стул и берет старика за руку.

– Это я, – шепчет она. – Вы меня слышите?

Профессор медленно открывает глаза. Взгляд у него рассеянный, губы дергаются в улыбке.

– Вернулись. Вы видели это на стекле? Я подумал… о том, что вы сказали. Возможно, я сдался слишком быстро. Возможно, самое время написать еще раз.

– Как чудесно это слышать! – говорит Вэйвэй, сжимая его пальцы, хотя и опасается, что его мысли где-то блуждают. – Когда поправитесь, я помогу вам, как обычно.

Он хмурится:

– Я ничего им не сказал. Они хотели узнать… Они опасаются, что вы не та, за кого себя выдаете… – Он растерянно моргает. – Вэйвэй?

Она улыбается, стараясь не показать, как обеспокоена его осунувшимся лицом и путаницей в мыслях.

– Вас навещал кто-то еще?

– Я забыл ее имя… В черном платье…

Он зевает, и Вэйвэй ощущает знакомый сладкий запах.

– Мария… – подсказывает она. – Пассажирка из первого класса. Это была она?

– Передай ей, что надо быть осторожней.

Его глаза закрываются.

Вэйвэй ждет, но дыхание Профессора становится глубоким и размеренным. Девушка осторожно закатывает его правый рукав. Вот она, россыпь маленьких проколов на тонкой как бумага коже плеча.

Выйдя из лазарета, она прижимается лбом к оконному стеклу. Нужно было проведать Профессора раньше. Неужели он настолько болен, чтобы давать ему наркотики? Она слышала, что такое может делаться во благо – чтобы больной не навредил сам себе. Или есть другая причина, связанная с визитом вдовы? Вэйвэй почесывает под влажным воротником. Ритм незнакомой дороги мешает размышлять. Мария Петровна вечно задает вопросы, вечно появляется там, где не должна. «Они опасаются, что вы не та, за кого себя выдаете…»

Сейчас же пойти в первый класс, передать предупреждение и разузнать, чего она хочет? Пожалуй, не стоит раскрывать карты раньше времени. Что, если вдова пыталась получить от Профессора какие-то сведения? Может ли она знать, кто он на самом деле? Вэйвэй вспоминает рассеянный взгляд Профессора, хрупкость его руки и испытывает сильнейшее желание найти тихий уголок, чтобы свернуться там и зажмурить глаза. Она так устала; она не знает, что должна делать. Без капитана, без Профессора, она всего лишь… кто? Поездная мышь. Никто.

Тихий звук заставляет ее поднять голову. По коридору в сторону служебного вагона настороженно крадется Дима, опустив нос к полу и подняв трубой хвост.

– Дима… Димочка…

Вэйвэй приседает, но кот не обращает на нее внимания и с целеустремленным видом проходит мимо. Она сидит на корточках, чувствуя, как