чувствует, как натягивается связывающая их нить.

– Наверное, вы должны провести много интересных исследований на этой старой дороге, – начинает она, а Судзуки одновременно произносит:

– Я надеялся увидеть вас…

Оба осекаются.

– Консультанты компании, Петров и Ли, спрашивали о вас, – говорит Судзуки. – Я подумал, вам следует знать.

– Понимаю.

Никакого другого ответа ей в голову не приходит.

– Последние месяцы они озабочены сохранением доброго имени компании. Возможно, это сделало их излишне скорыми в суждениях. Впрочем, – добавляет Судзуки, – у них всегда был недоверчивый склад ума.

Он делает шаг ближе к Марии, и в его темных глазах горит беспокойство.

– Я хотел сказать: будьте начеку. Не знаю, что вы задумали, но добиваться этого нужно с большой осторожностью.

Кажется, Судзуки сейчас возьмет ее за руку… Но нет, он отступает.

– Я…

Дверь распахивается, и Мария умолкает. В библиотеку торопливо входит пожилой стюард и тяжело опускается на стул в дальнем конце вагона.

– Боюсь, я манкирую своими обязанностями, – говорит Судзуки, застыв на месте.

– Да, конечно. Вы сейчас, должно быть, заняты еще сильней, чем обычно, – поспешно отвечает она.

Он кланяется и поворачивается к выходу, но затем останавливается.

– Я попросил мистера Петрова и мистера Ли зайти ко мне в башню, – говорит он, не оборачиваясь. – Было бы правильно, если бы консультанты компании увидели состояние карт своими глазами. Думаю, подробное объяснение ситуации отнимет у меня не меньше получаса.

Мария смотрит ему в спину, но та не выдает никаких эмоций.

– Понимаю, – повторяет Мария.

Мария входит в свое купе и роется в шкатулке с драгоценностями, сомневаясь в том, что она задумала. Поняла ли она намеки Судзуки? Да, в этом нет сомнений. Он дает ей время и возможность действовать незаметно, невидимо. Но в чем его интерес?

Гадать об этом некогда.

Вот она, заколка для волос, загнутая особым образом – память о детстве, прошедшем в борьбе с запертыми дверьми, с безмолвием родного дома. Мария решила хранить ее до срока, когда снова наберется храбрости, какой обладала, будучи ребенком. «Сейчас, – говорит она себе, пытаясь совладать с трясущимися руками. – Вот сейчас этот срок и настал».

Мария идет в дальний конец вагона, к каюте с серебряным номером 12 на двери. Прикладывает ухо к полированному дереву, но не слышит ни звука. Бросив последний взгляд в коридор, она достает шпильку и вставляет в замок. Через пару мгновений слышится щелчок, Мария входит и закрывает за собой дверь.

Она в купе-люкс с двумя боковыми дверьми, большем, чем ее собственное. Середину комнаты занимает обширный письменный стол со стульями по обеим длинным сторонам, на стенах полукругом полки. Хочется сесть за опрятный стол из орехового дерева и вывести каллиграфическим почерком на всех этих бумагах черную строку: «Я была здесь».

– Соберись, – шепчет себе Мария.

Неизвестно, долго ли Судзуки сможет удерживать Воронов. И хотя она вздрагивает от каждого скрипа и замирает, когда юбка задевает стол и тот дребезжит, у нее все же захватывает дух от восторга. Тайна, риск. Она торопливо перебирает бумаги на столе, но не находит ничего противозаконного. Впрочем, даже если бы что-то и было, как бы она это поняла? Буквы и цифры, написанные аккуратным почерком, ничего ей не говорят. Конторские книги на полках так же туманны, однако она узнает некоторые фамилии – чиновников из министерства финансов и железнодорожного департамента. «И все они в кармане у компании», – думает Мария.

Она приседает и открывает буфет. Внутри стоят не меньше шести больших бутылей, заполненных водой. Она кривит губы. Конечно, Вороны не намерены страдать от жажды – компания берет все, что хочет.

На стене висит карта в массивной раме. В центре золотом выделена железная дорога, соединяющая континенты. От нее тянутся во все стороны другие линии разного цвета – нити, связывающие города мира. Железнодорожные и морские пути. По ним можно проследить маршруты товаров, которыми нагружается поезд. Фарфор и чай из Западного Китая доставляется в Пекин и Москву, а потом еще дальше: в Париж, Рим и Нью-Йорк; шерсть из Англии – в Пекин. Нити власти и богатства. Неудивительно, что компания так настаивала на возобновлении рейсов.

Мария старается не смотреть в окно, опасаясь снова впасть в сомнамбулическое состояние, но вдруг улавливает отблеск солнца, оглядывается и видит какое-то мерцание впереди за деревьями. Вода! Должно быть, поэтому поезд и сбавил ход.

А ей самой, напротив, нужно действовать быстро.

Она торопливо просматривает конторские книги с полок. Повсюду колонки с названиями товаров и цифрами. Она морщит нос, сожалея, что не слишком внимательно читала статьи Артемиса. Там были обвинения в коррупции, шелк и фарфор, пропадающие по дороге в Москву, финансовые средства, исчезающие при переходе из одной конторской книги в другую, – но все так и осталось недоказанным. Мария оглядывается на стенные часы. Оказывается, она провела здесь уже четверть часа.

Она открывает коробку с папками, задвинутую в самый угол. Одни отчеты, страница за страницей, совершенно бесполезные. И вдруг на самом дне…

…почерк ее отца!

Мария вынимает ломкие листы, пытаясь унять дрожь в руках. Они скреплены с другим письмом, написанным на бумаге гораздо лучшего качества, с эмблемой Транссибирской компании в углу. Письмо на английском языке адресовано «мистеру Ли и мистеру Петрову». В нем всего две фразы и подпись председателя совета директоров. «Уважаемые господа, сообщение вызвало наш живой интерес. Полагаемся в этом вопросе на ваши опыт и здравомыслие».

Она возвращается к отцовскому письму и различает дату – незадолго до последнего рейса. Отец адресовал свое послание совету директоров Транссибирской компании. Буквы пляшут перед глазами: «Новые линзы наряду с фотографическими съемками предоставили неопровержимые подтверждения того факта, что возросший уровень трансформаций напрямую связан с увеличением числа рейсов. Больше не может быть сомнений в том, что сам поезд вызывает особые, территориально ограниченные трансформации. Мы рекомендовали сократить количество рейсов, но тщетно».

Предупреждение для самой компании. Отец осознал опасность еще до последнего рейса.

Толчок поезда лишает Марию равновесия. Они решили притормозить еще сильней? Мария заставляет себя вчитываться дальше: «Я больше не могу с чистой совестью хранить молчание, когда на кону стоит безопасность сотен людей».

Не просто предупреждение – угроза.

Кто-то стучит в двери купе в дальнем конце вагона, слышатся торопливые шаги. Мария быстро сворачивает письмо и прячет за корсаж, потом возвращает на место коробку и выскакивает из купе, тщательно закрыв за собой дверь.

«Полагаемся в этом вопросе на ваши опыт и здравомыслие».

Молитвы

Генри Грей стоит на коленях в своем купе, окруженный ковром из набросков. Похожее на поезд создание петляет между листами бумаги, порой пропадая за деревьями-скелетами или среди изобилия цветов. Снова и снова возникает бледный силуэт. Генри Грей погружен в молитвы, его помыслы чисты. Он просил какой-нибудь знак, и вот этот знак подан. Все, что требуется, это терпение. Ответ придет, теперь Грей это точно