Он тяжело поднимается на ноги, в желудке вспыхивает боль. Воздух снаружи дрожит от жары. Вдалеке за деревьями все ярче разгорается солнце, как будто земля растаяла, превратилась в воду. Как в поэме Морланда: «Пускай же явят небо и вода нам зеркало Божественного Рая».

В дверь стучат.

– Кто там? – с досадой спрашивает Грей.

– Откройте, – слышится тихий голос механика Алексея.

Грей открывает дверь, и механик быстро захлопывает ее за собой. В одной руке у него связка ключей, в другой – маленький дротикомет, вроде тех, что Грей видел под стеклом на стенах вагонов.

– Поезд останавливается, – говорит он, не дожидаясь, когда Грей что-нибудь скажет. – Впереди озеро, и мы собираемся промерить его глубину. Могу вам дать один час.

Грей чувствует, как его озаряет свет. Восхитительная уверенность. Он кладет руки на плечи механика.

– Вы сделали верный выбор, – говорит он. – Ваше участие в этом деле не будет забыто.

Ощущение братских уз едва не доводит его до слез.

– Откройте заднюю дверь этого вагона, ту, что перед столовым, – сухо инструктирует Алексей. – Я позабочусь о том, чтобы все смотрели в другую сторону. Убедитесь, что костюм и шлем сидят плотно. Сами знаете, как это опасно.

– Я понял.

Алексей показывает ключи:

– Для каждой из парных дверей нужен отдельный ключ, и у каждого ключа своя комбинация, так что слушайте внимательно. Серебряный ключ открывает внутреннюю дверь – два щелчка влево и пять вправо. Золотой ключ для внешней двери – четыре щелчка вправо и шесть влево.

Грей записывает.

– И еще это. – Алексей протягивает дротикомет. – Им можно только усыпить – в случае тяжелой болезни, когда пассажир пытается навредить себе или поезду. Заряжается вот так. – Алексей достает стеклянную трубочку и шприц и вставляет их в дротикомет. – Он бесполезен против кого-то большого и быстрого, но все же даст вам определенную степень защиты. Это все ампулы, что я сумел раздобыть, не привлекая внимания.

Алексей протягивает трубочки Грею, и тот раскладывает их на столе.

– У вас будет никак не больше часа. И я не могу ручаться за последствия, если компания все узнает. Но обо мне не должно быть сказано ни слова, это ясно?

– Совершенно ясно! Не стоит беспокоиться.

Механик кладет на стол ключи и уходит. Выражение его лица совсем иное, чем у нерешительного мальчишки, с которым Грей повстречался впервые.

Грей держит в руках ключи и дротикомет, словно святые реликвии. Он полон благодарности. Поезд замедляет ход, и Грей встает у окна. Впереди отражается от воды солнце.

«Достаточно и знаков, и благословений».

Духи

За деревьями мерцает вода. Вся команда затаив дыхание следит за ее приближением. Вода нужна для паровоза; вода нужна, чтобы продержаться до возвращения на главную дорогу. И все равно использовать ее небезопасно, пусть даже только для котла… Вода Запустенья не знакома, не проверена. Кто знает, какие трансформации она может принести?

Прижавшись лицом к стеклу, Вэйвэй видит мягкую, влажную землю, сверкающую росой траву. Березовая роща возникает впереди, словно поднимается из неглубокого озера. Вэйвэй так крепко сжимает перила, что немеют пальцы.

Поезд сейчас остановится. Остановится в первый раз на памяти любого из команды. Воздух в вагонах густеет от напряжения.

«Поезд сейчас остановится».

Увидев воду, Вэйвэй хотела сразу побежать к безбилетнице и сообщить новость: «Все уже почти кончилось, скоро ты опять будешь здорова». Но сдержалась. А вдруг воду признают негодной и не захотят рисковать? Страшно даже подумать, какое у Елены будет лицо. Но есть и другая отговорка, эгоистичная. «Не знаю, смеются они надо мной или зовут назад», – сказала Елена. Если она увидит воду, если почувствует тягу…

Вэйвэй пытается выбросить эти мысли из головы.

– Кто выйдет наружу, один из ремонтников? – спрашивает она, встретив Алексея в столовой для команды.

Кто-то должен замерить глубину и принести Судзуки образец воды для проверки.

– Капитан, – с вытянувшимся лицом отвечает Алексей.

– Что? Но ведь ей нельзя…

По инструкции капитан всегда остается в поезде. Она слишком важна, чтобы ею рисковать.

– Она настаивает. Именно сейчас, впервые за все это время, она наконец покажется на людях.

– Но… – Вэйвэй становится дурно.

Поезд стоит прямо на Призрачной дороге, которой нет даже у Судзуки на картах.

– Как она может выйти? Она нужна здесь, пассажиры и так перепуганы.

– А разве она еще не ушла? Разве вообще возвращалась?

Вэйвэй ошеломлена ядом в голосе механика.

Пассажиры третьего класса, как и ожидалось, напуганы и требуют ответов, но обещание обеспечить водой помогает их успокоить. Вэйвэй надеется, что обещание удастся исполнить. Она предоставляет стюардам разбираться с пассажирами, чтобы самой юркнуть в первый класс и отыскать наконец Марию Петровну.

Пассажиры первого класса толпятся в салон-вагоне, а графиня громко вопрошает, почему с ними обращаются как с неразумными детьми. Стюарды сносят упреки стоически, но видно, что они и сами на взводе.

– Вы не видели Марию Петровну? – спрашивает Вэйвэй.

– Не видела с самого завтрака, – говорит графиня. – Боюсь, что у нее разболелась голова и она вернулась в свое купе.

Однако Вэйвэй уже стучалась туда, и молодой вдовы там не оказалось.

– Ничего, я ее позже проведаю, – заявляет она, опустив глаза под проницательным взором графини.

Стюард кивает ей, и они вместе задергивают занавески.

– Ради вашей безопасности, мадам, – объясняют они, прежде чем графиня успевает возразить. – Лучше не смотреть.

«Или чтобы на вас не смотрели».

Вэйвэй идет обратно в вагон команды, задергивая по дороге занавески, хотя никого из пассажиров в коридоре нет. Она сама не хочет смотреть. Поезд окружен водой, капающей с веток и листьев, скопившейся в лужах на земле, отражающей краски неба и деревьев, а также другие цвета, которых Вэйвэй не видит и не воспринимает.

Она уже собирается задернуть последнюю занавеску в столовом вагоне третьего класса, когда улавливает знакомый запах. Елена. Вэйвэй оборачивается то ли с тревогой, то ли с облегчением.

– Ты их видела?

По коже Елены распустилась паутина темных вен, белки глаз сделались водянисто-зелеными, а зрачки – черными и огромными.

«Она высыхает», – думает Вэйвэй, борясь с желанием отшатнуться.

– Ты плохо выглядишь, – начинает она, но Елена перебивает.

– Смотри, – говорит она, указывая за окно. – Они ждут.

Вэйвэй смотрит. Поначалу что-то просто мелькает за деревьями, возможно поднятая поездом пыль, но затем это превращается в нечто большее. Какие-то смутные очертания. Или даже не так – скорее, воспоминания о ком-то, будто тысячи пылинок собрались в один образ, в отражение человека, вплоть до растрепанных несуществующим ветром волос и колышущегося платья. Этот образ смотрит на поезд и с непостижимой внезапностью поднимает руку.

Словно отражение Елены.

Вэйвэй невольно делает шаг назад. Поезд движется столь медленно, что видно, как появляются другие духи, словно фигуры на картине, которые издали выглядят четкими, а вблизи – всего лишь скопищем мазков и точек.

Вэйвэй кажется, что они подзывают к себе.

– Нельзя на них смотреть! Ты сама мне говорила. – Вэйвэй берет Елену за плечи и чувствует, как кости выступают из-под кожи, как шелушится