достать папиросу, но вспомнил, что бросил. Какой-то чересчур уж необдуманный поступок... - Но я склонен думать, что возможно принять эти беззаконные законы природы, осознать свою принадлежность к этой бессистемной системе, и, таким образом, достигнуть внутреннего мира и покоя. Ну типа как знаешь: всё течёт, и ты течёшь.

- Ебать философ, конечно. - девчушка причмокнула и прицокнула. - Тебе нужно летописцем каким-нибудь быть, или при совете сидеть, а не рисковать своей головой в полях. Хоть это, конечно, и почётно.

Почётно... Ладно, не будем затрагивать эту тему.

- Про «течёшь» ты, конечно, тоже интересно сказанул... А вот, кстати, и мой дом. - подруга остановилась возле двери трёхэтажного многокомнатного старого дома. - Ну...

Чёрт, а где я вообще сейчас нахожусь? Что это за район, и у кого спрашивать, как дойти до кабачка? А вдруг мои ребята уже ушли? И пробираться через эти подвалы да катакомбы... Деваха уже начала что-то говорить, но это всё не важно, мне совсем не хотелось сейчас запариваться, так что, как только мне влетело осознание сложной жизни и её деятельности, я тут же выпалил, перебив милашку:

- А можно вообще у тебя на ночлег остаться? А то, блин, ща это всё искать, ну короче... пизда.

Она сначала зависла, а затем улыбнулась так, будто у неё упал камень с плеч, и, начав открывать дверь, ответила:

- Да, конечно, заходи.

Комната на втором этаже, куда мы зашли, была не особо большая. Каменный пол со вставками из гравия, стены и потолок из белой стали, украшенные различными орнаментами и пейзажами разношёрстных образов и цветов. Кресло, маленький низкий столик рядом с ним, кухонная утварь из твёрдых материалов, комод со шкафом, кровать и дверь в отхожую с дыркой, выходящей прямиком на улицу. Там же механизм для омовений.

Постепенно наступал тупняк. Он буквально укутывал меня своей неэфемерной мощью. Она, русоволосая краса, усадила меня за кресло и пошла на кухню наливать по стакану скульки. Однако я отказался от скульки. Во-первых — пообещал себе, во-вторых — ну сейчас пить... не, ну нахер. Она подала мне стакан пузырчатого сока, встала передо мной и, чарующе попивая свой стакан, гипнотически смотрела мне в глаза, выказывая улыбкой желание.

- В твоих глазах столько похоти. Прискорбно, что моя похоть не сравнится с твоими глазами. - выдал я, на самом деле испытывая подъём сил и воли от одного только её вот такого взгляда. Всё-таки девушки... это нечто.

Она отпила ещё немного скульки, отложила её на столик, а затем опустилась предо мной на колени, собрав волосы в пучок. Это было уже интересно. Какие же у неё всё-таки пышные воло... о... о-о-о... Мозг отключается... Какой кайф...

Глава 4. Городские развлечения. День третий.

Раскрыв глаза после плотного сна, я, в очередной раз, потерял всю свою вечернюю мотивацию. Снова все желания вернулись в выработанный годами уклад дня. И никакая внутренняя борьба, никакой внутренний диалог и попытки превозмочь себя не действуют, поэтому я снова берусь за свои пристрастия и привычки. День снова проживается по течению. Я обернулся. Девчушка лежала совсем голая, да я и сам был голый. Пошлёпав её по изумительной, изящной попке, которую можно считать чудом этой планеты, я спросил, есть ли у неё папиросы и можно ли выпить скульку. В полудрёме она указала точки расположения моих пристрастий.

Зарядившись и, в то же время, ослабив себя табаком и хмелем, я, напоследок, уже до конца разбудил русоволосую на полчасика утреннего согревающего ощущения человеческой сплочённости, нашёл свои вещички, чуть не блеванул, но сдержался, затем поблагодарил свою ночную спасительницу за всё, расцеловал ей кисти рук, раскланялся, накидал реверансов, пропел сонаты восхваления и восторжения, и после того, как она со смешком сказала: «да иди уже!», вышел из чужой жизни.

На улице было светло и свежо. Сходу возникала огромная проблема: я не был на утренней строевой. Но план уже есть: скажу, что раньше пришёл на ярмарку, дабы успеть взять... Что-то. Не, идея хреновая. Ну ладно, если что, просто недельки две побуду в качестве караульщика, переносчика провизии, или ещё какое наказание получу. Честно — плевать. После вчерашнего путешествия сознание очищено, и совсем не хочется циклиться на каких-то бытовых и одиозных проблемах.

И всё же люблю я эту тёплую пору! Солнечные лучи... В каком бы грязном месте и на какой бы измученной человеческой жизнью земле ты ни стоял — солнечный свет всегда отвлекает от всего насущного, переворачивая нынешний пиздец в сторону простого житейского расслабления. Проходящие горожане, конечно, не слишком разделяли моего приподнятого настроения, судя по их торопливости, выражениям лиц и грузам в руках и на плечах. Кто-то недовольно огибал или обгонял меня, кто-то вроде про себя, но так, чтобы было слышно, жаловался на мою медлительность, приправляя это более-менее сносными оскорблениями, кто-то же напрямую требовал от меня ускориться или выражал своё недовольство, но, не увидев моей шебутной реакции, просто отпихивал моё расслабленное тело в сторону. Бывали и те, кто толкал меня без предисловий, но в основном это были либо давно увядшие ментально и физически озлобленные бабки, либо не менее озлобленный подвид мужиков средних лет, выплескивающих ненависть к самим себе на всё вокруг. Злоба и солнце — с этими спутниками проходил мой третий день здесь.

Хотелось есть, но я решил не бежать к первому же встретившемуся прилавку, а заиметь что-нибудь интересное на ярмарке. Для этого мне всё же пришлось проявить активный контакт с окружающей средой, ведь я не знал, в какой части города в принципе нахожусь. После нескольких посыланий куда подальше (сегодня прямо-таки какой-то нервозный день у местных. Может у них всегда такое в горьдень? Вроде особой традиции) всё же одна семья из чрезмерно веселого мужика, то улыбавшегося, то смеявшегося во весь рот, чрезмерно расслабленной жены, играющей с чем-то невидимым, и двух детишек, что пристально, с широко раскрытыми глазами смотрели внутрь меня и, если честно, выглядели жутковато, зачем-то оповестила меня, что как раз идёт на центральную ярмарку, и предложила мне присоединиться. Я вежливо отказался, но мужичок подхватил меня за живую руку и потянул за собой, а его жена начала рассматривать мою стальную руку, то притрагиваясь к ней, то боязливо отбрасывая свои ладони, и неестественно крутила головой то влево, то вправо, беззвучно что-то проговаривая губами.

- А вы, собственно говоря, мой милейший господин