Впрочем, микрокредитование в Афганистане было утопией. Во-первых, не существовало достаточного количества банков и работников, проводящих финансовые операции. Во-вторых, данный подход подразумевал, что спонсоры перечислят деньги, не контролируя, как они будут потрачены, и без прямой выгоды для себя – в надежде, что инвестиции когда-нибудь окупятся; естественно, никто не собирался этого делать. В-третьих, потенциальные донаторы не желали восстановления Афганистана; они хотели его трансформации.

В итоге в Кабул потекли колоссальные суммы со всей планеты; они выделялись на грандиозные проекты, призванные изменить Афганистан. США подключились позже всех – ибо, будучи кандидатом в президенты, Джордж Буш-младший поклялся не заниматься «национальным строительством» в странах третьего мира. Его администрация воспринимала афганскую кампанию как сугубо военную. Вашингтон намеревался свергнуть «Талибан»* и убить Усаму бен Ладена, но не «чинить» Афганистан. Установление порядка в стране считалось заботой самих афганцев. Возле границы с Пакистаном дислоцировались 5200 военнослужащих – для ликвидации остатков талибов. Обеспечение безопасности на остальной афганской территории было делегировано Международным силам содействия безопасности под руководством НАТО.

Между тем в Афганистане кровавые инциденты случались ежедневно. Так, в феврале 2002 г. тысячи паломников, собравшихся в хадж, провели двое суток в кабульском аэропорту, ожидая рейс в Саудовскую Аравию. Наконец какой-то самолет запустил двигатели, и паломники ринулись к нему – но стюарды преградили дорогу: на борту находился министр туризма и гражданской авиации Абд ар-Рахман, направлявшийся в Дели. Разъяренная толпа избила стюардов, смела охрану и растерзала министра. «Мы лучше умрем, чем вернемся к нашим семьям с позором, рассказав, что нам не удалось добраться до Мекки», – объяснил корреспонденту «Reuters» один из афганцев.

К концу 2003 г. Белому дому стало ясно, что без «национального строительства» не обойтись. Ситуацию усугублял иракский кризис: Саддам Хусейн был повержен, но в Месопотамии, вопреки ожиданиям, не воцарились мир и покой. На фоне Ирака афганский проект следовало реализовать максимально успешно – и США начали инвестировать в него деньги. В 2002–2003 гг. Вашингтон потратил на Афганистан $35 млрд, включая гуманитарную помощь; причем $64 млн были направлены на модернизационные проекты. С 2004 г. их финансирование увеличилось – как со стороны США, так и со стороны других государств.

Афганистан, подобно черной дыре, снова поглощал миллиарды долларов. Деньги проходили через частные фирмы, нанятые зарубежными властями, либо через неправительственные организации (НПО). Среди НПО были частные благотворительные организации (например «Roots of Peace»[661]) и квазигосударственные «мастодонты» вроде «Asia Foundation», которая лоббировала американские интересы в Азии с первых дней «холодной войны». Многие НПО, несмотря на большие трудности, проделали жизненно важную работу; однако 77 % средств, выделенных на реконструкцию страны, миновали официальный Кабул и никоим образом не укрепили афганское правительство.

Некоторые проекты, разработанные на другом конце света, были хороши на бумаге, но на практике выглядели странно; к тому же они реализовывались поспешно, дабы обеспечить переизбрание Буша и Карзая в 2004 г. Яркий пример – трасса между северными городами Сари-Пуль и Шибарган. Теоретически она сокращала время пути и стимулировала торговлю; однако жители окрестных деревень не имели автомобилей и нечасто выбирались куда-то. Когда они все же отправлялись в город, то шли рядом с ослами, гружеными товарами, и не чувствовали преимуществ новой дороги. Конечно, она была лучше старой грунтовой, но инженеры торопились и не учли уклон ландшафта, а также не проложили водопропускные трубы. Вода стекала в низины, подтапливая почву, и крестьяне боялись, что их глинобитные хижины рухнут. В один прекрасный день они просто прорубили кирками каналы на дороге – и тем самым разру шили ее.

Главный инфраструктурный проект США заключался в восстановлении шоссе между Кабулом и Кандагаром. Это было очень дорого, но строительные работы, выполняемые в Афганистане американскими специалистами при американском финансировании, предполагали, что большая часть денег будет потрачена в Америке. Проекты одобрял Конгресс – и если решения конгрессменов не приносили выгоду их округам, то конгрессменов не переизбирали. Соответственно, проекты для Афганистана подразумевали покупку материалов и оборудования в США, а также выплату жалованья американским специалистам – тем более что в Афганистане все равно не было профессионалов надлежащего уровня. Конгресс делегировал полномочия американским консалтинговым фирмам, те передавали их американским подрядчикам, американские подрядчики искали афганских субподрядчиков, афганские субподрядчики – своих субподрядчиков в пределах страны и так далее – в результате все делали нищие афганцы, готовые работать за еду. Но каждое «звено» этой цепи «отщипывало» свою долю запланированного бюджета, и американцы забирали больше всех. Как правило, 66 центов из каждого доллара, выделенного на развитие Афганистана, оставались в США. С точки зрения афганцев, кафиры воровали их деньги.

Тем не менее огромные по афганским меркам суммы все же попадали в страну – однако затем львиная доля денег уходила трудившимся там западным специалистам. Естественно, они требовали высоких гонораров – ведь работа была сопряжена с реальными рисками. Врачи, например, вакцинировали афганских детей в тех местах, где убивали за вакцинацию детей. Медики, инженеры и технические консультанты ежегодно получали от $100 тыс. до $200 тыс. К тому же их нельзя было отправить «в поле» без охраны. Плохо оснащенная афганская полиция не могла никого защитить; даже ее лояльность вызывала сомнения. В итоге частные компании – такие как строительный концерн «Louis Berger Group» – нанимали сотрудников у частных охранных фирм вроде «Blackwater» и «Global Security». Телохранители зарабатывали по $1000 в день. Помимо того, американские эксперты не владели ни пушту, ни дари – lingua franca Афганистана; поэтому нуждались в переводчиках. Ими становились афганские репатрианты, вернувшиеся с Запада; они обслуживали строительные фирмы, общественные организации, правительственные учреждения и армию США. Наконец, из соображений безопасности эксперт с охраной и переводчиком разъезжал по сельской местности на бронетранспортере стоимостью около $100 тыс. Афганцы называли такие команды «миллионом баксов на колесах» – и были недалеки от истины.

Сами афганцы получали за тяжелый физический труд от $5 до $10 в неделю – и понимали, что лишатся средств к существованию, когда дорога будет готова. По ночам они ломали то, что построили днем, и обвиняли в диверсиях «Талибан»*. Неудивительно, что шоссе Кабул – Кандагар стоило так дорого.

Кабул наводнили иностранцы с туго набитыми кошельками; но в послевоенном Афганистане тратить деньги было практически не на что, и они, не торгуясь, платили за любой товар и услугу. Местные жители, сдающие в аренду дома и офисы, заламывали цены, и арендная плата взлетела до небес. Когда арендная плата повысилась для иностранцев, она повысилась для всех, и ее рост спровоцировал рост цен на недвижимость. Обычные квартиры в Кабуле продавались по калифорнийским ценам. Из жилищного сектора инфляция перекинулась на другие сферы. Продукты питания, одежда, топливо – все резко подорожало. Наличные деньги, хлынувшие в Афганистан, образовались не вследствие фундаментальных изменений в экономике, они не были созданы бизнесом или развитием производства – они просто падали с неба и быстро обесценивались. Под «денежным дождем» стояли сотрудники НПО и международных компаний – поэтому афганские врачи увольнялись из больниц и шли работать шоферами к иностранцам.

Афганские бюджетники влачили жалкое существование – они получали от $ 13 до $ 50 в месяц; даже зарплата высокопоставленных чиновников исчислялась сотнями, но не тысячами долларов. Расцвела коррупция, каждый выживал, как мог. Бюрократы отказывались и пальцем пошевелить без взятки. Почтовые служащие продавали 10 марок по цене 20 и клали разницу себе в карман. Полицейские, оказавшиеся на месте аварии, штрафовали всех, кто попадался по руку, – свидетелей, зевак, случайных прохожих… И только крестьяне успокоились. Они выращивали опиумный мак.

Производство опиума в Афганистане уходит в глубину веков, но массовый характер оно приобрело в середине XX в. В 1953 г. шах Мохаммед Реза Пехлеви получил абсолютную власть в результате переворота и запретил выращивать мак в Иране. Соседи-афганцы сообразили, что могут заполнить образовавшуюся пустоту на рынке, и принялись расширять «бизнес». Наркотическим центром Афганистана стал юго-запад страны – особенно провинция Гильменд; богатым урожаям способствовало злополучное водохранилище, породившее столько проблем в прошлом.

Конфликты между НДПА и племенами привели к тому, что вожди усмотрели в наркотиках не только источник финансирования, но и рычаг политического влияния. Гражданская война лишь способствовала наркоторговле.