Шрифт:
Закладка:
При этом в стране не было нормальных учебников – те, что напечатали душманы и талибы, никуда не годились. Норвежская журналистка Осне Сейерстад, работавшая в Афганистане в 2000-х гг., опубликовала книгу «Книготорговец из Кабула», где рассказала, как «воины Аллаха» учили детей алфавиту (каждая буква сопровождалась «идеологически верным» пояснением):
«Дж» – джихад, наша цель;
«И» – Израиль, наш враг;
«К» – «Калашников», мы победим:
«М» – моджахеды, наши герои и т. д.
«Даже в учебниках по математике главное внимание уделялось войне – продолжает Сейерстад. – Мальчики – потому что “Талибан”* печатал учебники только для мальчиков – учились счету не на яблоках и пирожках, а на пулях и автоматах Калашникова. Задача, например, могла выглядеть следующим образом: “У маленького Омара есть автомат и три магазина патронов. В каждом магазине по двадцать патронов. Он использует две трети своих патронов и убивает шестьдесят неверных. Сколько неверных убивает он одним патроном?”»
Город Бабура пел. «Радио Шариат», переименованное обратно в «Радио Кабул», транслировало новые мелодии. Звучали и старые хиты – особенно в исполнении «афганского Элвиса» Ахмада Захира. При «Талибане»* кабульцы слушали его записи тайком, но теперь музыка вырвалась наружу. На месте Большого базара, сожженного британцами в XIX в., вырос стихийный рынок, где продавали аудио– и видеокассеты. Самыми популярными были фильмы с Арнольдом Шварценеггером и «Титаник» Джеймса Кэмерона. Киоски заполнили высохшее русло реки Кабул, и базар прозвали «Титаническим» – поскольку, если бы река текла, как прежде, палатки очутились бы под водой.
Распахнул двери театр «Kabul Nindari», закрытый при талибах. Актриса Гул Макай Шах покинула Афганистан, будучи девушкой, и вернулась из изгнания женщиной средних лет; она возглавила театр и за несколько лет поставила десятки спектаклей. Труппа, не связанная с «Kabul Nindari», гастролировала с дариязычной версией шекспировской комедии «Бесплодные усилия любви»; также по стране колесил передвижной цирк. По иницативе режиссера Мэри Аюби были сняты документальные фильмы «Тени» и «Разоблаченный Афганистан». 14 молодых афганок научили пользоваться видеокамерами и командировали в разные города и деревни для интервьюирования женщин. Изолированный женский мир, запечатленный этими девушками, был недоступен для кинематографистов-мужчин даже в либеральную эпоху. К тому же все операторы достигли совершеннолетия при «Талибане»*. Они выросли взаперти и не знали, как выглядит район в паре кварталов от их дома – но внезапно отправились в настоящее путешествие.
На закате 1960-х в Кабуле была основана студия «Kabul Films», но гражданская война задушила киноиндустрию в колыбели. Талибы сожгли коллекцию «Kabul Films», насчитывавшую около 2000 лент, и уничтожили оборудование, – но работники киностудии спрятали часть фильмов и техники за фальшивой стеной. Когда «студенты» ушли, они сломали эту стену. В 2003 г. Сиддик Бармак (экс-директор «Kabul Films») снял фильм «Усама» о судьбе бача-пош – девочки, вынужденной одеваться как мальчик, дабы заработать на пропитание. Афганская тема стала трендовой на международных кинофестивалях; после «Усамы» появились «Тайна Золихи» Горация Шансаба (2006) и знаменитая картина иранки Ханы Махмальбаф «Будда рухнул от стыда» (2007), посвященная жизни в долине Бамиан, где талибы взорвали статуи Будды.
Трагедия не миновала и Национальный музей в Кабуле. В 1978 г. он славился коллекцией гандхарского искусства – удивительного переплетения буддийских веяний с греческой эстетикой. Афганские коммунисты украли многие предметы, а талибы разбили то, что осталось, – уничтожение свидетельств тысячелетней истории заняло у них пару дней. 70 % из 100 тыс. артефактов были утеряны безвозвратно. Среди них числилось и «золото Бактрии» – легендарные сокровища, обнаруженные в 1978 г. на севере страны, в кушанских царских захоронениях городища Тилля-Тепе. Раскопки проводила советско-афганская экспедиция под руководством археолога Виктора Ивановича Сарианиди. Найденные 20 тыс. украшений были отправлены в Национальный музей. В 1989 г. Наджибулла велел перепрятать их в хранилище Центрального банка. Ключи находились у пяти благонадежных афганцев из старинных семей; для открытия хранилища требовались все пять ключей одновременно. Один ключ находился у Омара Хана Массуди – и весной 2004 г. он, будучи директором музея, сообщил о местонахождении золота. Торжественная распечатка хранилища напоминала открытие гробницы Тутанхамона. Спасенные экспонаты объехали ряд зарубежных стран; выставка называлась «Афганистан: заново открытые сокровища». У себя на родине украшения никогда не демонстрировались публично из соображений безопасности – но зато за рубежом узнали, что в Афганистане изготавливались изысканные драгоценности – в то же самое время, когда египетские фараоны эпохи Древнего царства возводили пирамиды, а могучий Саргон Аккадский строил первую великую империю Месопотамии.
Перспективы развития Афганистана выглядели необычайно радужными. Многие репатрианты имели достаточно денег, талантов и связей – они учреждали различные фирмы, банки и телеканалы. Страна представляла собой tabula rasa – на обманчиво чистой доске можно было писать новую историю, и казалось, что Афганистан, который еще не перешел в индустриальную эпоху, вот-вот шагнет сразу в постиндустриальную. Согласно обещаниям правительства, в районах, где никогда не было железных дорог, будет налажено авиасообщение с крупными городами; области, где отсутствовали телефонные линии, перейдут в эру мобильной связи; регионы, не знавшие почтовой службы, получат интернет и электронную почту. Деятельность транснациональных корпораций в какой-то мере размывала государственные границы, и Афганистан – страна, так и не ставшая государством, – олицетворял хрустальную мечту глобалистов, идеалистов и экспериментаторов. Он был воистину мультикультурным постнациональным образованием, предвестником нового тысячелетия.
Но…
Глава 25
Восстановить несуществовавшее
Политик – тот, кто обещает построить мост там, где нет никакой реки.
Грегори Дэвид Робертс. Шантарам
Но афганцы не захотели и не смогли восстановить свою страну.
Проблема, как водится, носила комплексный характер. В 2002 г. Афганистан лидировал по количеству беженцев – не интеллектуалов, осевших на Западе, но крестьян и пастухов, прозябавших в лагерях Ирана и Пакистана. Многие из этих шести миллионов бедолаг хотели бы вернуться домой. Но зачем?
Афганские земли оскудели, сады были заброшены, стада разбрелись либо пали. Фрукты и орехи исторически являлись главной статьей экспорта, афганский изюм составлял 10 % всего изюма в мире; его добавляли в американские сухие завтраки. Страна также продавала инжир, гранаты, груши, дыни, фисташки и миндаль. Однако Пакистан производил те же самые товары, и во время войны пакистанцы платили наличными за плодоносные афганские деревья. Крестьяне выкапывали их и продавали. На восстановление садов требовались годы. Для выращивания пшеницы и хлопка не хватало семян, почва высохла, кяризы были разрушены или преобразованы в партизанские укрытия. Кроме того, надлежало расчистить поля от мин – но афганцы не имели необходимого оборудования.
Поэтому многие беженцы не вернулись в свои дома – они уехали в города, где не было работы. Вдовы бродили по улицам в грязных чадори, выпрашивая милостыню и нападая на любого, кто доставал из кармана деньги. Дети рылись в грудах мусора, собирая объедки. Семьи, оставшись без крова, селились на руинах. На перекрестках толпились нищие и беспризорные сироты. Репатриантов презрительно называли «мойщиками собак». Собака в исламе – нечистое животное, и, по мнению бедняков, их соотечественники на Западе разбогатели, купая собак «неверных». Столь странное умозаключение означало следующее: «Мы лучше тебя, потому что ты уехал и пресмыкался перед кафирами, а мы остались и страдали».
Теоретически страну могла спасти система микрокредитов, при которой зарубежные спонсоры выдавали бы ссуды и гранты на небольшие проекты, предложенные предприимчивыми афганцами, – артезианские колодцы, мастерские по изготовлению губной помады и т. д. Например, группа кабульцев придумала ручной пресс, который сжимал сельскохозяйственные отходы в топливные брикеты. Конечно, немалые суммы, предназначенные для подобных инициатив, были бы потрачены впустую – однако какие-то средства просочились бы в экономику. Часть проектов непременно стала бы успешной, поскольку идеи афганцев проистекали из реальной жизни и основывались на известных