Шрифт:
Закладка:
Теракт 9/11 стал самым ужасным, самым шокирующим в истории человечества – 2977 погибших, около 6300 раненых и 24 пропавших без вести.
Служебные собаки часами напролет искали людей под завалами. По воспоминаниям ветеринаров, животные испытывали жесточайший стресс и впадали в депрессию, поскольку находили только трупы. Специалисты просили волонтеров спрятаться среди обломков, чтобы собаки приободрились и решили, будто отыскали хоть кого-то из «уцелевших».
То, что для Запада было чудовищным злодеянием, для исламского мира являлось героическим актом возмездия. Миллионы мусульман в США, Ираке и других государствах ликовали – но больше всех радовались афганцы. Однако образованные граждане Афганистана приуныли – они осознавали мощь США и понимали, что теракт не останется безнаказанным. Вечером 7 октября 2001 г. стартовала легендарная контртеррористическая операция «Несокрушимая свобода» – и на афганские города посыпались первые ракеты.
Вскоре в Афганистане закончились стратегические цели для бомбардировок, и американцы перешли к новой стратегии: оказывать Северному альянсу поддержку с воздуха и вынудить Исламабад не помогать «Талибану»* (этого удалось добиться путем финансовых и дипломатических мер). 8 ноября 2001 г. Пакистан закрыл афганское консульство в Карачи. Через трое суток лидеры «студентов» незаметно выскользнули из Кабула под покровом ночи – и Афганистан опять остался без правительства.
Армия Северного альянса и другие моджахедские силы стянулись к столице, но американское командование приказало им не двигаться с места, пока «международное сообщество» (то есть Вашингтон) не решит, кто же воцарится в Кабуле. Незадолго до бегства «студентов» в СМИ циркулировала теория о двух типах талибов: «плохих» (фанатиках, которые угнетают женщин и любят бен Ладена) и «хороших» (простых консервативных афганцах, преданных исламу). Соратники убитого Масуда не стали ждать, пока «хорошие» талибы вырастут из-под земли и предъявят претензии на власть. Душманы знали, что, контролируя столицу, они получат право голоса и сумеют сыграть какую-то роль в дальнейшей судьбе страны.
13 ноября 2001 г. моджахеды без единого выстрела взяли Кабул, который покинули пять лет назад. На этот раз обошлось без насилия – в первую очередь потому, что отсутствовала группировка Хекматияра («инженер Гульбеддин» прятался от «Талибана»* в Иране). Боевики вели себя хорошо, и счастливые горожане высыпали на улицы. Все думали, что война закончилась. Мулла Омар и его сподвижники затаились в родном Кандагаре, но уже 7 декабря они пересекли «линию Дюранда» и растворились в толпе беженцев.
Глава 23
Глас народа
Когда твое лицо скрыто от меня, подобно луне в темную ночь, я проливаю звезды слез, но ночь моя по-прежнему темна, несмотря на весь этот звездный блеск.
Нуриддин Абдуррахман ибн Ахмад Джами
На первый взгляд, патриотичные афганцы, сражавшиеся с шурави, вели национально-освободительную войну. В действительности джихад наслоился на исторические конфликты внутри афганского общества. Афганские коммунисты были не просто марионетками СССР – они были Городом. Моджахеды были не только антикоммунистическими «борцами за свободу» – они были Страной.
Афганская война стала продолжением кампании, развернутой консервативными мусульманами против Амануллы в 1920-х гг. Она возобновила ожесточенные споры о вестернизации, образовании, правах человека и роли женщины в социуме. Впрочем, это была не только война между светским модернистским импульсом и исламом. Политическое доминирование пуштунов считалось данностью с тех пор, как в 1747 г. страну возглавил пуштунский монарх Ахмад-шах Дуррани – но моджахеды встряхнули Афганистан, и на поверхность выплыл старый вопрос о властных отношениях между разными этносами и национальностями. Когда Ахмад Шах Масуд сражался с советскими солдатами, он бился не только против СССР, но и за таджиков. Хазарейские ополченцы воевали как хазарейцы, узбекские – как узбеки. Захват талибами Кабула (1996) ознаменовал победу пуштунов над другими этническими группами, но в пуштунском обществе он стал триумфом южных пуштунов-гильзаев по обе стороны «линии Дюранда» над утонченными северными соперниками – аристократами дуррани. Старый Афганистан взял верх над новым; деревня одолела столицу; Страна победила Город. Эмансипация афганских женщин была прекращена, реформы Амануллы – мертвы. Все, что построил клан Дост Мухаммеда, лежало в руинах. Даже Кабул уже не считался центром. Кандагар представлял собой цитадель «Талибана»*, Герат снова был в игре, Мазари-Шариф являлся столицей независимого Дустумистана на севере, а большую часть Афганистана контролировали автономные полевые командиры. На юге и юго-востоке размылась граница с Пакистаном. Афганистан развалился, словно карточный домик, – он не был государством, его с трудом можно было назвать страной; он снова превратился в территорию.
«Аль-Каида»* использовала эту территорию в качестве базы для атак на башни-близнецы в Нью-Йорке – и вовлекла США в афганскую историю. Американцы способствовали свержению талибов, но что это сулило Афганистану? Сможет ли Кабул вернуть столичный статус? Возродится ли технократия? Будет ли Афганистан современным демократическим государством – или хотя бы вообще государством? Именно эти вопросы встали перед афганцами в конце 2001 г.
В декабре в немецком городе Бонне заработала международная конференция под эгидой ООН, призванная определить судьбу Афганистана. Она не являлась стандартной послевоенной конференцией, на которой победители диктуют условия побежденным; побежденные талибы здесь даже не присутствовали. Боннская конференция проводилась для установления мира среди победителей – разрозненных группировок афганских моджахедов. Она охватила всех ключевых игроков той эпохи (кроме коммунистов, ныне неактуальных). Северный альянс представлял нацменьшинства севера; так называемая «Пешаварская группа» – пуштунские партии Пешаварской семерки; проиранская группа – силы, поддерживаемые Тегераном (в том числе хазарейцев и жителей Герата); «римская группа» – союзников, соратников и сторонников опального короля Захир-шаха. «Римскую группу» сформировала элита довоенного Афганистана, уехавшая на Запад.
Пуштунские племена юга и юго-востока никто не пригласил, ибо «Талибан»* вырос из их среды, и Вашингтон считал, что если они получат право голоса, то талибы проникнут во власть инкогнито. Однако пуштуны были титульной нацией Афганистана. Их исключение из Боннского процесса только усугубило и без того серьезные конфликты в афганском обществе – например, давнее соперничество гильзаев и дуррани, господство которых восходит к эпохе Ахмад-шаха Дуррани (XVIII в.). Еще одной гнойной раной на теле страны была «линия Дюранда», разделявшая пуштунские земли и отрезавшая афганцев, бежавших в Пакистан, от участия в конференции. Помимо того, неприятие гильзаев на международном уровне подчеркнуло пропасть, разверзшуюся между богатыми городами севера (особенно Кабулом) и бедными сельскими племенами юга. Исторически афганская борьба между Севером и Югом по напряжению не уступала американской – и игнорирование интересов гильзаев не предвещало ничего хорошего.
Но делегаты Боннской конференции работали с энергией и оптимизмом. Направляемые западными державами, они утвердили план действий и решили:
• создать временное правительство, которое будет управлять Афганистаном на протяжении полугода;
• созвать лойя-джиргу – Великое племенное собрание – для формирования двухлетней Переходной (Временной) администрации;
• за два года переходного периода разработать новую конституцию;
• провести президентские и парламентские выборы, тем самым завершив преобразование Афганистана в нормальную парламентскую демократию.
У этого плана был существенный недостаток – предполагаемая конечная точка. Боннский проект идеально подошел бы государству, создаваемому с нуля, – но в Афганистане издавна бушевала борьба между противоположными импульсами, которые разрывали социальную ткань страны. Афганское общество было поляризовано – города против сельской местности; перемены против застоя; новое против старого; бюрократия против племенных устоев; светские институты против исламского истеблишмента; чиновники против мулл; государственное законодательство против обычаев и шариата; национальные вооруженные силы против лашкаров; центральное правительство в Кабуле против децентрализованных автономных деревень; «второй» (прогрессивный) Афганистан против «первого» (исконного). Афганская история была историей маятника, раскачивающегося взад-вперед между консерваторами и модернистами, – и каждое его колебание уносило страну все дальше в том или ином направлении. Коммунистический режим представлял собой резкий поворот к централизованному государству, навязывающему светскую власть всем афганцам. Режим «Талибана»* был экстремальным поворотом к традиционному мусульманскому Афганистану, управляемому муллами,
