Между тем еще один брат афганского президента, Ахмад Вали Карзай, царил в Кандагаре. Формально он возглавлял губернский совет, но все кандагарцы знали, что Ахмад Вали командует полицией и мэром. Кроме того, на деньги и с благословения ЦРУ он укомплектовал военизированные отряды, сутками напролет патрулировавшие город и окрестности. Ахмад Вали Карзай обладал таким влиянием, что перед ним заискивали даже наркобароны. В 2011 г. его наконец убили – и, согласно официальной версии, убийство было совершено в пылу бытовой ссоры. СМИ это особо не интересовало – годом ранее они обнаружили, что сам президент Хамид Карзай ежемесячно получал от Ирана несколько миллионов долларов. Западную прессу потрясло, как производились выплаты: помощник Карзая доставлял купюры самолетом из Тегерана в пластиковых пакетах – в ручной клади. Это казалось глупым, но в Афганистане таскать деньги с собой под охраной вооруженных людей было гораздо безопаснее, чем положить их в банк.

Все эти люди не понимали значения слова «коррупция». Они просто вели бизнес так, как это принято на Востоке в целом и в Афганистане в частности. Повальное кумовство проистекало из афганских традиций. Власть имущие делали все, чтобы обогатить близких. В афганской культуре помощь родственникам – это долг. Каждая влиятельная семья пыталась протолкнуть хоть кого-то в правительство – и тот «тянул» за собой остальных. Обязанность не бросать друг друга ни при каких условиях была вопросом физического выживания для нищих крестьян, пастухов и кочевников – однако в городах XXI в., в разрушенной стране, наводненной миллиардами долларов, все выглядело совершенно иначе.

Глава 26

Стоглавая гидра

Среди живых людей нет хороших, среди мертвых нет плохих.

Афганская пословица

Поначалу многие афганцы надеялись, что США решат все их проблемы; поэтому недовольные затаились. 27 декабря 2001 г. – когда американские войска вошли в Афганистан – журнал «Time» поместил на обложку фотографию закутанного в одеяло боевика с подписью: «Последние дни “Талибана”*». Спустя восемь лет Колумбийский университет опубликовал сборник материалов «Расшифровка нового “Талибана”*: взгляд с афганского поля». Журналисты Кристоф Рейтер и Борхан Юнус – авторы статьи «Возвращение талибов в районе Андар: Газни» – рассказали историю муллы Фарука, типичную для антиамериканской оппозиции. Фарук – выпускник медресе – являлся талибом и жил в одной из деревень провинции Газни. После крушения талибского режима он обозлился и решил доказать всему миру, что «студенты» будут сражаться до последней капли крови.

В 2002 г. мулла Фарук предложил своему другу Абдулу Ахаду (командиру моджахедов) совершить теракт или поднять мятеж в Андаре. Но Ахад сказал, что еще рано: миллионы афганцев уповали на Америку. Приятели решили подождать, пока народ разочаруется в кафирах, – и ждать им пришлось недолго.

Летом 2002 г. американские военные самолеты расстреляли свадьбу в провинции Гильменд; 47 мирных жителей были убиты, еще 117 – ранены. Летчики приняли участников торжества за бандитов, потому что мужчины по традиции палили в воздух из винтовок и автоматов. Официальные лица США в Кабуле принесли извинения и выплатили компенсации семьям погибших и пострадавших. Этот инцидент действительно был трагической ошибкой – однако первые ростки недовольства проклюнулись сквозь афганский асфальт.

США заняли авиабазу в Баграме и превратили ее в неприступную крепость. Немногочисленные афганцы, которым довелось заглянуть внутрь, сперва сообщали, что американцы построили там целый город с ночными клубами, кинотеатрами, ресторанами и магазинами. На самом же деле авиабаза была переоборудована в тюрьму, куда привозили афганцев, подозреваемых в причастности к терроризму. Иногда США признавали, что арестовали невиновного, и освобождали его. Те, кто покидал Баграм, рассказывали, будто «неверные» всячески издеваются над мусульманами – пытают, заковывают в цепи и кормят свининой. По слухам, одного таксиста – обвиненного в связях с «Талибаном»* – забили насмерть на допросе, потому что всякий раз, когда ему наносили удар, он вскрикивал: «О Аллах!» – и мучителей это забавляло. Аналогичные истории просачивались из Гуантанамо, и афганцы охотно верили любым, даже самым диким сплетням.

Правительство Карзая быстро создало Афганскую национальную армию и Афганскую национальную полицию. Конечно, это было необходимо – но «быстро» означало, что власть и оружие получили тысячи непроверенных людей, которых разослали по всей стране с туманной миссией «остановить злодеев». Неудивительно, что новоиспеченные силовики вели себя так, будто обладали особыми привилегиями. Например, в Газни некий офицер пришел к торговцу тканями Абдул-Кариму и потребовал большую скидку. Торговец отказал – и офицер обвинил его в поддержке «Аль-Каиды»*. Абдул-Карим провел в Баграме год и вышел на свободу, отделавшись штрафом за неуплату налогов, – но в течение этого года его лавка была закрыта, а сам он почти разорился. История Абдул-Карима не была уникальной – подобные эпизоды стали заурядным явлением.

К тому же армия и полиция были укомплектованы таджиками и узбеками – членами нацменьшинств, которые доминировали в победившем Северном альянсе. Таджикская и узбекская общины жили в основном на севере страны, однако их отправили на юг – в пуштунские районы. Фактически государство наделило силовыми полномочиями представителей исторически угнетенных этнических групп, снабдило их оружием и приказало контролировать представителей другой, ранее господствовавшей, а ныне поверженной этнической группы – то есть сводить с ними старые счеты. Столь мудрая политика почему-то не способствовала объединению афганского общества.

Афганистан лихорадило. Невероятные истории о «преступлениях режима» и «злодеяниях кафиров» рождались ежедневно и распространялись со скоростью света. Каждая новость обрастала фантастическими подробностями. Крестьяне, ездившие в Кабул, твердили, что там голые женщины разгуливают по улицам, заваленным пустыми бутылками из-под виски. Деревенские муллы гневно обличали столичных бесстыдников – юношей и девушек, которые якобы предавались разврату средь бела дня, прямо на городских площадях. Один мулла после такой проповеди презрительно назвал Кабул «куском Европы».

В августе 2003 г. мулла Фарук решил, что трава уже достаточно сухая, и пора ее поджечь. Впрочем, люди муллы не нападали ни на военный конвой, ни на американскую базу, ни на полицейский участок. Вовсе нет. Они зверски убили нескольких афганских рабочих, нанятых Красным Полумесяцем (международной мусульманской благотворительной организацией, аналогичной Красному Кресту). Этот инцидент вызвал бурю возмущения, но мулла Фарук радостно потирал руки. Он хотел заявить о себе – и ему это удалось. Неважно, одобрил ли кто-то преступление – важно было, сколько людей о нем услышало. Убийство ввело Фарука в игру, позволив кровью написать свое имя на карте Афганистана. Теперь жители района Андар в провинции Газни знали, кого им бояться.

В ноябре 2003 г. бандиты расправились с 29-летней француженкой Беттиной Гойслард – сотрудницей Управления Верховного комиссара (УВК) ООН по делам беженцев. Она проезжала по улицам Газни на четко идентифицируемом автомобиле УВК, и нападавшие застрелили ее в упор. Талибская группировка муллы Фарука взяла на себя ответственность за содеянное, мотивируя убийство тем, что Гойслард была христианкой. ООН немедленно отозвала работников УВК из четырех провинций. Толпа газнийцев задержала преступников, избила их и передала полиции. Методы Фарука не пользовались популярностью, однако он не собирался менять свою стратегию. Мулла знал, что любой устрашающий акт жестокости сеет панику, подрывает надежду афганского общества на светлое будущее и дискредитирует государственную власть. Хаос был промежуточным этапом, необходимым для свержения правительства Карзая и изгнания его зарубежных покровителей. После этого талибы могли вернуться и восстановить то, что они считали законом и порядком.

Через месяц после убийства Гойслард авиация НАТО разбомбила дом, в котором, по оперативным данным, прятался один из лидеров «Талибана»*; но вместо него там оказались девять детей, и все они погибли. Подобных чудовищных эпизодов хватало, и каждая трагедия формировала у афганцев чувство моральной эквивалентности содеянного: американцы убивали невинных детей, а талибы – членов гуманитарных миссий, тем самым будто восстанавливая справедливость. Всякий раз Штаты признавали ошибку, извинялись и назначали компенсации родственникам жертв. Американцы слышали, что в Афганистане дела, связанные с кровопролитием, разрешаются, если семья убийцы платит семье убитого, – в их глазах эта практика выглядела как своеобразная коммерческая