возмутился Сармат, – Рагне был постарше. Сколько ему исполнилось в год смерти? Двадцать с лишним?.. Ты в этом возрасте уже вовсю битвы выигрывал».

«А ты – просиживал порты в тюрьме».

«С ума сойти, братец, – всплеснул руками. – Ты сегодня такой разговорчивый и едкий, никак камень с языка отслаивается?»

Ярхо не отозвался, и Сармат продолжил:

«Я сделал дурость и выжил, а Рагне – нет. Важен итог. – Он вскинул бровь. – К тому же я сих пор считаю, что самым глупым из нас был вовсе не бедняга Ингол».

Когда Сармат вспоминал его, казалось, будто и не сам он ослепил и замучил Ингола, так горестно звучал его голос.

«Рагне, – провозгласил он, – вот кто был действительно недалеким. Не знаю, чем нужно думать, чтобы вывести свои гикающие дружины против дракона. Против дракона, Ярхо, в чистое поле, ничего не предусмотрев. Пока Хьялма строил катапульты, Рагне пытался одолеть меня хрупкими палочками копий и стрел. – Хмыкнул. – Да, Рагне погиб нелепо, но зато об этом сложили много песен. Гордый несмышленый братец».

…Впервые за – страшно вспомнить, сколько! – лет Сармат покинул драконье тело вне Матерь-горы. Он обратился в Пустоши, залитой светом праздничных огней и запахом пряных трав.

Пламя снаружи пылало так ярко, что свет просачивался сквозь красный шелк шатра, делая его почти полупрозрачным. Сармат затянул кушак – у него хватало тукерских халатов и шаровар, но сейчас он одевался на княжегорский манер. Одно дело, если в юности он дополнял наряды, привычные его землякам, вещами южного кроя. Но сейчас – о нет. Как бы там ни было, Сармат – сын северного князя, кровь Халлегата. Должен соответствовать.

Он оправлял ворот алого кафтана, смотрясь в начищенное медное блюдо, заменявшее ему зеркало.

– Волнуешься?

Удивительный случай – Ярхо начал разговор первым. Но наступали другие времена. Странно, если бы изменения обошли даже каменного предводителя. Все же это была их война, не завершенная еще с незапамятных времен. Сколько бы ни минуло лет, сколько бы княжеств ни уволокло в кровавую пучину – все началось с них троих и ими же должно закончиться.

– Нет. – Сармат пожал плечами, оборачиваясь. – А ты?

Губы Ярхо искривились бы, если б сумели.

– Очень остроумно.

Сармат рассмеялся.

Им понадобилось время, чтобы созвать тукерских ханов. Сармат знал, что на переговоры не хватит одной ночи, поэтому решился показаться во время, когда был наиболее уязвим: в равноденствие. Ратники Ярхо сторожили его чешую, сброшенную снаружи, – когда Сармат соскребал с себя кожу, рыча от боли, ханские свиты рассыпались по кибиткам и шатрам. Немудрено.

Ему стоило усилий добрести до того шатра, что приготовили ему: не узнать было сложно – раскинутый вширь, красный, поддетый золотым узором. Сармат, шипя от неутихающей ломоты в суставах, – на больший срок превращаться было труднее, – едва волочил ноги, но от помощи отказался. Его обнаженное тело, сводимое в горячей судороге, даже не чувствовало вечерней прохлады.

А сейчас ничего. Выбрал одежду из сундука, предусмотрительно принесенного кем-то из людей Ярхо. Похлопал по побледневшим щекам. Остро усмехнулся в блестящую медь.

– Ты хоть говор их помнишь?

Сармат вздохнул:

– Язык, братец, мое лучшее оружие. Разве твой меч может забыть, как сносить головы?

Грудь еще сдавливало при дыхании, но Сармат быстро привыкал. Ему казалось, что глаза, совершенно не зоркие, если сравнивать с драконьими, были такими маленькими, что чудом не выпадали из глазниц. Хрупкие косточки едва выносили тяжесть повисшей на них плоти.

Он растер лицо ладонями, силясь утихомирить боль, гнездящуюся в голове.

– Братец. Если кто-то из ханов или их слуг бросится на меня с ножом, или попытается прострелить из лука, или сделает еще незнамо что, будь так любезен, раскрои им череп. Желательно до того, как меня убьют.

Ярхо повел подбородком:

– Посмотрим.

– Посмотри. Не лишай Хьялму удовольствия полюбоваться мной.

Он сжал пальцы в кулак и несильно ударил Ярхо в плечо.

– Погляди-ка. Мы собираем войско против старшего брата. Совсем как в старые добрые времена.

– Старые, – согласился Ярхо почти ворчливо. – Но недобрые.

Сармат раздвинул полог, выходя в ночь пляшущих огней. Он прикрыл подпаленные ресницы, чтобы не ослепнуть: степь переливалась жаром и жужжала, как растревоженный улей. Вся созванная ставка – вереницы повозок, остроконечные верхушки шатров, высокие кострища, – находилась в тревожном ожидании. В ханских свитах не били в бубны, не приносили жертвы и не заставляли полонянок плясать на расстеленных коврах. Сегодня они пришли, чтобы воочию увидеть Сарамата-змея.

Пожалуй, мало какой человек смог бы созвать столько великих ханов и их верных батыров. Многие из тукерских станов не были дружны между собой, но сейчас – сейчас они подчинились зову существа, которое тридцать лет опекало их в обмен на желтое степное золото и чернокосых девиц.

Сармат шел, краем глаза поглядывая за Ярхо: брат следовал за ним бессловесной грудой. Сармат видел коней с завязанными глазами, – чтобы не испугались огня, – и ханских слуг, выглядывающих из-за спин каменных воинов. Те выстроились по обе стороны, обозначая Сарматов путь к месту собрания. Вокруг стреляли искры от тысяч костров – они взметались и таяли, и Сармат, завороженный, смотрел на них, летящих с бескрайнего неба.

Сколько лет он не видел этих звезд человеческими глазами?

Но все же красота, от которой он-человек отвык, не мешала ему остро примечать любую деталь. У одного из воинов Ярхо, охранявших его от возможного посягательства, Сармат разглядел лицо смертного мужчины – бледно-розовое, а не каменное серое.

– Скажи, – он улыбнулся, делая шаг вбок, к нему, – не тебя ли зовут Йокимом?

Среди немногочисленных живых людей, служивших Ярхо наравне с прочими, Йоким Прихвостень считался самым храбрым, стойким и бесчувственным. Он сдержанно кивнул, как кивнул бы сам Ярхо, но глаза – все же человеческие, яркие, – полоснули остатком любопытства. Что ни говори, Йоким впервые видел чудовище из горы представшим в теле мужчины.

– Ты послужил мне на славу, – похвалил Сармат. – И верно передал тукерам мою волю. Твои слова побудили великих ханов собраться вместе – редкое красноречие для воинов моего брата.

Йоким кивнул во второй раз, принимая его слова. Сармат знал, что без такого гонца не сумел бы созвать кочевников, раз сам, безъязыкий, летал в драконьей чешуе.

– Может, ты что-то хочешь в награду?

– Благодарю, – произнес Йоким. – Но моя награда – служить Ярхо-предводителю.

Сармат поморщился.

– Ты уверен? – настаивал он. – Неужели ты ничего не желаешь? Ни драгоценных камней, ни золота, ни красивых женщин?

– Нет, – обронил ратник сухо. – Ничего.

Он даже не взглянул на Ярхо, высившегося за Сарматовым плечом, – продолжил смотреть в одну точку. Зато обернулся Сармат, когда продолжил путь.

– Что ты с ними делаешь? – удивился он. Ярхо промолчал, и тогда Сармат продолжил: –