или до водного лабиринта, через который они попали сюда с Лутым? О, нет. Войску Ярхо-предателя нужны ворота на земле. Жаль только, что Рацлава слепа и не отыщет дороги к нужным коридорам – да и странно, если бы от этой галереи к поверхности не простирался бы целый лабиринт. Никому не найти пути. Вторая мысль была мрачной: любой выход сторожат. А кто рискнет попасться воинам Ярхо?

Рацлава размышляла, что бы могла вызнать полезного, и внезапно поразилась: шаги не стихали. Ряд все грохотал и двигался. Если бы Рацлава выскользнула из коридора, наверное, ее тут же бы затоптали.

Сколько же ратников собирает Ярхо-предатель?

Мощь, равную которой он еще ни разу не звал на битвы за все то время, что Рацлава провела в Матерь-горе. Благодаря песням и ученичеству у Кёльхе она знала больше, чем полагалось простой дочери пастуха, – красивые слова и страшные числа. Она пыталась угадать, сколько воинов проходило мимо ее убежища-коридора, и понимала: несметное количество. Шаг чеканили сотни стоп.

Участь Рацлавы была незавидна, но даже драконья жена не согласилась бы поменяться судьбами с теми, кому не посчастливится встретиться с Ярхо-предателем. Пускай это сам князь Хьялма из северных сказок, что он сможет противопоставить такому? Сотни каменных воинов, не знающих ни усталости, ни милосердия, – они способны смести с лица земли любой город и смять любых людей, вставших у них на пути.

Тело затекло, однако Рацлава решила не привлекать к себе лишнего внимания, – человеку ее склада и нрава было не впервой мало двигаться, а все больше сидеть. Вот и сейчас она собиралась дождаться момента, когда пройдут последние из каменных воинов, и лишь потом убраться назад и позвать марл где-то на развилке.

Но стоило ратникам пройти, а грому – затихнуть, раздались другие шаги. Рацлава их узнала. Похоже, Ярхо-предатель не шел во главе своего войска, а еще собирал его по лабиринтам Матерь-горы, но Рацлава не желала с ним встречаться. Она не сделала ничего преступного – драконьей жене не запрещалось плутать по чертогам, однако не искушать же судьбу? Рацлава не надеялась, что Ярхо не станет осматриваться по сторонам подобно прошедшим ратникам, поэтому собралась с духом, поднялась и двинулась в глубину своего коридора. Она просчиталась.

Походка Рацлавы не была невесомой – шаг обыкновенного, не слишком легкого или проворного человека.

А у Ярхо-предателя, как и у всякого опытного воина, был острый слух.

* * *

Жена его брата обернулась, стоило ей понять, что ее заметили. Рацлава стояла в полутьме хода, простоволосая и белая, словно лунь. Ярхо не различил на ее лице страха. Замешательство, недовольство, скованность, но не страх.

– Я заблудилась в чертогах и пошла на шум, – сообщила она вместо приветствия, а потом добавила: – Здравствуй.

Ни одну из жен Сармата Ярхо не встречал так часто. Или, может, ни одна из них не искала с ним встреч? Бельмяноглазая певунья попадалась ему как будто нарочно, и это могло бы его раздражить, если бы Ярхо умел испытывать подобные чувства.

– Я слепая, – напомнила Рацлава. – Я не подглядываю и не пытаюсь проскользнуть вслед за твоей ратью.

Ее счастье.

Она почти ему надоела. Все-то, связанное с ней, было не так. Все – чересчур подозрительное: мягкотелая, пронырливая, плутоватая. Глупая певчая птичка Сармата-змея, которая решила, что петь брату мужа – лучше, чем не петь никому. Ярхо не знал, зачем она это делала и на что рассчитывала, и в каменном нутре глухо и лениво скреблась неприязнь, однако… Он понимал: пожалуй, у Рацлавы получилось бы понравиться ему, будь он человеком. Битвы всегда занимали Ярхо больше, чем девки, он был малосведущ в женском лукавстве и смог бы попасться на незатейливые уловки Сарматовой жены. Может, она бы привлекла его – ношей совершенного предательства, похожей на ту, что нес он; упорством, с которым выменивала музыку на собственную кровь, и спокойно-увертливым нравом, послужившим бы приманкой для него, неискушенного в подобных происках; внешностью, наконец, – вряд ли бы Ярхо счел некрасивыми кипень кожи или округлость лица и бедер, а что до слепоты, так он всегда был достаточно богат, чтобы обеспечить своим женщинам служанок. Иное дело, что времени на постоянных любовниц у него не находилось.

Но вот уже больше тысячи лет Ярхо носил камень вместо сердца. То, что могло бы случиться в подходящее время, ничего не меняло сейчас.

Может, ему следовало с ней покончить, чтоб не думалось. Но перед этим он должен был объясниться с братом, а в преддверии войны у Ярхо хватало дел и без хитрых Сарматовых женщин.

– Надеюсь, ты не сочтешь это проступ…

– Убирайся, – рявкнул он.

Жена его брата покачнулась то ли от удивления, то ли – от неожиданно громкого звука. Вцепилась в молочно-голубые юбки, отступила на шаг. Лицо ее стало потерянным. Рацлава беспомощно выдохнула, словно Ярхо не только напугал ее, но и оглушил. Она рассеянно потопталась на месте, нащупала стену, – наверняка не знала дороги, но это была ее беда.

– Ты идешь в поход, верно? – зачем-то сказала она тихо и сипло. Пальцами легонько поскребывала по стене, точно проверяя, не исчезла ли та. – Удачи.

Если бы лицо позволило, Ярхо бы сморщился. Но лишь тяжело обронил:

– Не следи за моей ратью.

Постепенно цвет ее щек становился живее, а речь начинала вилять – Рацлава приходила в себя.

– Я простая дочь пастуха. Мои братья никогда не держали меча и не уходили в походы. Я не знаю, сколько длятся войны, Ярхо-преда… – спохватилась, осознав, что называла не то прозвище, – …предводитель. Но я знаю, что недавно минуло весеннее равноденствие.

Рацлава осторожно потерла уши и продолжила:

– Осталось меньше четверти года. Неужели твой поход закончится до лета, Ярхо-предводитель?

Сотни воинов, легендарный князь в противниках – едва ли.

– А летом ты в любом случае придешь за моей головой. – Она улыбнулась застенчиво и скупо. – Мне уже будет все равно.

И, неуклюже поклонившись, певчая Сармата-змея углубилась в коридорную тьму.

Воронья ворожея VI

Еще в начале весны Латы пришел к ней и сказал, что лагерь снимается, а войско отправляется на юг.

Совьон по-прежнему не вставала с постели, хотя многое изменилось с той ночи, когда к ней пришла Моркка Виелмо. В подобных условиях раны Совьон должны были нагноиться, и после удара каменного воина ее позвоночнику полагалось рассыпаться – но нет. Следующие недели она неторопливо и верно шла на поправку.

Магожа говорила, что Совьон проведет в постели не меньше года, однако воительница надеялась на иное. Она верила в лучшее, полагаясь на колдовство вёльхи и крепость собственного тела, и лишь