В первом новостном сообщении описывается «взрыв газа», затем взрыв «подозрительного происхождения». Вскоре таксист прочитает в «Дейли ньюс», что разрушенный особняк был «фабрикой бомб» группы антивоенных радикалов. «Люди в доме, очевидно, собирали составные части бомбы», – сказал старший следователь на месте происшествия. «И они сделали что-то не так». Среди обломков были обнаружены два тела – Теда Голда, энергичного активиста из Колумбийского университета, раздавленного и изломанного, и Дианы Оутон из известной семьи Иллинойса, изуродованной до неузнаваемости, которую в конце концов опознали по фрагменту пальца. Власти обнаружили несколько ящиков динамита и капсюлей-детонаторов, провода, часы и изоленту; ожидалось еще больше всего. Останки Терри Роббинса так и не нашли, но мы достаточно скоро узнали, что он тоже был там. Он ушел в огненном сиянии славы, которое он предсказывал.

Дымящиеся руины были катастрофой экзотики и повседневности – спортивная обувь, лежащая рядом с коробкой свинцовых трубок, открытый экземпляр Catch-22 с капсюлем-детонатором вместо маркера для страниц.

Многие люди, потрясенные последствиями, пытались понять, что произошло, в свете их собственного отвращения и ярости по отношению к правительству и войне. В «Нью-Йорк таймс» была передовица о преступниках в идеалистической одежде, а большая часть средств массовой информации носила насмешливый и отвлекающий характер. Независимый журналист И.Ф. Стоун ответил, что ложно диагностировать проблему – значит прибегать к неправильным средствам, а неправильные средства только ухудшат ситуацию. Он был обеспокоен тем, что растущая статистика антивоенных взрывов по всей стране наводит на мысль о начале городского партизанского движения, и он утверждал, что партизанское движение – это политическое, а не криминальное явление, сколько бы преступлений оно ни совершало. Пока война в Юго-Восточной Азии не закончится, писал он, и приоритеты не будут пересмотрены, чтобы сделать расовое примирение и социальную реконструкцию главными заботами страны, динамит, угрожающий стране, сгорает на фитиле, ведущем прямиком в Белый дом.

Глава шестнадцатая

– Что за глупость? – Дэвид взорвался, в основном обращаясь к самому себе, но также к деревьям и звездам, к огромному миру за их пределами, а теперь и к нам. Что за фигня? Его голос перекрыл шум, когда он бросился к потрепанному «Форду», запихнул зеленую армейскую сумку в багажник и поспешил обратно в арендованный коттедж, собирая вещи, комнату за комнатой, все, что осталось от дней ожидания.

Рейчел разбрызгала спирт повсюду – на дверные ручки, каркасы кроватей, столешницы, – лихорадочно протирая поверхности бумажными полотенцами, стирая отпечатки пальцев, которые могли выдать нас, когда приедет ФБР. Мы были уверены, что они придут, так что лучше перестраховаться. В помещении воняло, и у нас слезились глаза, пока мы лихорадочно собирали вещи и убирались восвояси.

– Что за фигня? Что за фигня?

Как и у всех нас, я полагаю, опустошение Дэвида вызвало в нем печаль, шокирующее чувство опустошенности и невосполнимой потери; его горе вызвало в нем гнев, и все это неумолимо переросло в холодный и иссушающий страх. Что со мной будет?

В наших головах звучали сигналы тревоги – мы разоблачены, мы мертвы, – и я боролся просто за то, чтобы удержаться на ногах, отодвинуть панику достаточно далеко, чтобы перегруппироваться и убраться оттуда ко всем чертям, все мы живы, невредимы и свободны. Дэвид начинал звучать как заезженная пластинка.

– Заткнись, Дэвид, – сказал я наконец. – Просто заткнись и тащи это дерьмо в «Форд».

– Я делаю это, – возмущенно парировал он. – Я делаю это.

Диана была мертва уже несколько дней, когда я узнал об этом в той несчастной телефонной будке на этом пустынном участке дороги. Теперь меня отделяло всего двадцать минут от телефонного звонка, но целая вечность от всего, что я знал раньше. Сила взрыва в Нью-Йорке, гибель Дианы и остальных бросили меня – всех нас – на неопределенный курс. Чего мы ожидали? Я боролся за то, чтобы уцепиться за нить собственной жизни, когда пламя вышло из-под контроля, пылая как в аду. Удар молнии ударил меня в грудь и сбил с ног. Часть меня ушла, но я еще не был полностью мертв. Часть Дианы все еще жила со мной, и я был на ногах, онемевший, но двигавшийся. Спасаясь от бездны.

Внутри я был полон сомнений, но сейчас я не мог колебаться. Если я это сделаю, подумал я, мы пропали. Я пытался поступить ответственно, утвердить свое пошатнувшееся лидерство и продолжать двигаться.

Энди была подавлена и дрожала; споткнувшись о пару брошенных ботинок в дверном проеме, она разразилась рыданиями. Дэниел с мрачным лицом, собирая пистолеты и методично запирая их в чехлы, помог ей подняться на ноги и на мгновение обнял. Все побледнели. Фиона выглядела самой живой, ее черные глаза были твердыми и неподвижными, пока она добросовестно собирала свои вещи, неторопливо переходя из комнаты в комнату.

– У тебя все хорошо, – тихо сказала она мне, когда мы проходили по коридору, и провела по моему лицу тыльной стороной ладони. – Мы все вляпались в это вместе, – сказала она, – и вместе из этого выберемся.

В ее присутствии я почувствовал легкий сдвиг, как будто жизнь вернулась ко мне. Позже она сказала мне, что я готов была выпрыгнуть из своей кожи, и поскольку момент требовал спокойствия, я просто убавил температуру на ступеньку ниже. Я действовал.

– Встретимся завтра у Дино за завтраком, – сказал я. – Ровно в семь.

Я стремился к абсолютной уверенности, звучащей, я уверен, как пустой обман. Но поскольку каждый из нас играл свою роль, мои товарищи по игре дали мне пас. Я помолился про себя маленькой молитвой о выживании.

«Дино» был унылым кабаком возле стоянки грузовиков на шоссе 12, в нескольких часах езды от коттеджей, которые мы снимали, и идеально подходил для нас – большой, безликий и временный, с душевыми, запирающимися шкафчиками, дорожными принадлежностями и, что самое важное, длинными рядами телефонов-автоматов, скрытыми от посторонних глаз сзади. Каждый из нас знал номера полудюжины таких телефонов наизусть, и мы всегда могли использовать их для резервного подключения в случае необходимости. За последние несколько месяцев мы подключались сюда дважды, так что все знали дорогу. Энди и Дэниел поедут на сером пикапе, Дэвид и Рейчел – на «Форде», Фиона поедет со мной в фургоне. Ровно в семь часов, повторил я, и через несколько минут мы все были в дороге, прокладывая наш шаткий путь в большой-большой мир.

Та поездка на машине сейчас по большей части размыта, но даже на следующее утро она была туманной, приобретая призрачность сна. Я был измотан, мчался на какой-то высокооктановой смеси паники и