После этих слов я поняла, что Брынь знает о моей жизни не так уж мало. И, возможно, он сразу узнал меня, а все его увёртки – это просто разыгранное для меня представление. Брынь был актёром до мозга костей. Что ж, я была не в обиде.

– Слава бежит впереди тебя, Дная. Все только и говорят о бродячем маге с ветвью на лбу, который разыскивает и продаёт чудеса, а главное – помогает нуждающимся и попавшим в беду.

– Каждый зарабатывает на жизнь как умеет, – пожала я плечами.

– Тут я с тобой спорить не буду, – хмыкнул Брынь и направился к своему фургону.

Я поспешила за ним. Какое это было наслаждение – стянуть ботинки с уставших ног и смотреть, как дорога бежит тебе навстречу без всяких усилий с твоей стороны.

– А когда-то ты носила милые изящные розовые туфельки, – грустно сказал Брынь, покосившись на мою стоптанную обувь.

– Когда-то вы частенько бывали в нашем замке и давали представления все праздники, – в тон ему ответила я.

– Хорошее было время.

– Сказочное.

– И зачем только вас понесло на ту злосчастную охоту?

– Я задаю себе тот же вопрос, Брынь. И ответа не нахожу.

Неожиданно я подумала, что как раз этот вопрос ни разу и не задавала, а следовало. Ведь действительно, зачем?

Брынь больше не касался больной темы. За это я была ему благодарна.

– Так значит, ты везёшь Гринану новое чудо. Можно узнать, какое?

– Ничего я не везу. Напротив, еду к нему за чудесами. Брынь, Гринан не должен узнать, кто я такая. Намекни своим не болтать, – попросила я.

– Актёры не из болтливых. А ты помнишь роль хитрой Хаты? Мне казалось, что ты в детстве знала все роли нашего театра наизусть. Иногда ты помогала нам в представлениях…

– Помню. Такое разве забудешь. Мать ругала меня после каждого выхода на сцену.

– Как она?

Я только пожала плечами и не стала рассказывать Брыню, во что превратилась моя мать.

Брынь помолчал, глядя на дорогу, потом предложил:

– Раз уж ты хочешь въехать в замок Гринана инкогнито, почему бы тебе не сыграть в нашей пьесе? Будешь Хатой. Мы не планировали ставить эту сценку, нет подходящей актрисы. Но теперь…

– А что Вик? Уже вырос из подобных ролей? – ухмыльнулась я, вспомнив своего друга по детским проделкам, он уже тогда ненавидел играть девчонок. – Кстати, где он, почему я его не видела среди актёров?

– Сломал ногу. Понесло мальчишку зачем-то скакать по горам, как дикая коза. Вот и оступился. Наверняка к девчонке на свидание бегал. Он же стал таким красавцем, Дная, – произнёс Брынь с гордостью. Все актёры были для него как собственные дети. Своей семьи Брынь так и не завёл.

– Я видела у тебя в труппе парочку новых детишек. Воруешь? – подколола я старика.

– Ой, только не говори, что веришь в россказни о том, что бродячие артисты уводят детей. В бедных семьях сами готовы отдать нам парочку-другую лишних ртов, да мы не берём. Этих нашли в горах. Померли бы с голоду, если бы не мы.

– Пойду посмотрю, может, смогу помочь чем-то Вику.

– Беги, – усмехнулся Брынь, – я думаю, он уже весь извёлся, гадая, почему ты медлишь с визитом. Мальчишка будет рад тебя видеть.

«Мальчишка» вымахал ростом в два метра.

– Тебя что, вытянул на какой-нибудь волшебной машине факир Оги, а потом не сумел вернуть прежний размер? – присвистнула я, увидев старого друга. – Наверное, Риу замучилась перешивать женские платья для твоих ролей.

Вик вспыхнул.

– Но краснеешь ты всё так же мило, – расхохоталась я. Под всеми этими насмешками я старалась скрыть смущение. Раньше мы с Виком действительно были друзьями. Иногда Рони, чтобы меня позлить, даже дразнил нас «жених и невеста». И мне казалось, что из нас двоих на это прозвище обижалась только я. Но прошло столько времени… Что, если старая дружба уже поистёрлась?

– Если бы я не был так рад тебя видеть, то здорово бы разозлился. Я уже давно не играю пустоголовых девиц, теперь моё актёрское амплуа – герой-любовник, – гордо заявил Вик.

Я не удержалась от смеха.

– Ну что я такого сказал? Ох, сейчас разозлюсь!

– Ну и что, догнать на одной ноге ты меня всё равно не сможешь. Так что я могу издеваться над тобой, как только захочу.

– А ты изменилась, – сказал Вик серьёзно.

– Правда? – У меня почему-то пропало желание смеяться.

– Уж и была-то змея, а стала настоящая змеища. Тебя надо Риу отдать на перевоспитание, она со змеями хорошо справляется.

– Показывай ногу, – велела я, – буду лечить.

Спустя час я была выжата, как постиранное бельё хорошей хозяйки – до капли, зато Вик теперь мог ходить без всяких проблем. Я возблагодарила богов за то, что встретила караван Брыня, иначе мой друг навсегда бы остался хромым. Лекарь, который врачевал ему ногу, оказался шарлатаном – кость срасталась неправильно. А заодно я мысленно ещё раз поблагодарила Рэута за то, что научил меня лечить. Ох, сколько раз за своё путешествие я вспоминала магистра добрым словом за его науку. Рэут, наверное, устал икать.

– Дная, ты меня спасла, я и забыл, каково это – ходить на своих двоих. У меня такое чувство, что я сам могу тащить фургон. – Вик принёс мне воды и поесть.

– Ещё пара недель, и твоим актёрским амплуа стало бы – жалкий калека. Не экономь на лекарях.

– Больше не буду, – ответил Вик, – спасибо, Дная.

Я лежала на том самом месте, где до этого Вик со сломанной ногой, и не чувствовала сил даже пошевелиться. Парень осторожно приподнял мне голову и дал напиться.

– Очень плохо? – спросил он участливо.

– Пройдёт, – пробормотала я, борясь с тошнотой. – Сыграй мне.

Рэут прав, я очень быстро восстановлюсь. Сила снова наполнит меня. Но первые минуты всегда настолько тяжёлые и муторные, что невольно хочется заречься вот так выжимать себя досуха, отдавая всю силу разом.

Вик достал свирель. Я закрыла глаза, растворяясь в мелодии. Слушая голос свирели, я словно возвращалась домой в те далёкие времена, когда всё было хорошо. Когда мы с Виком тайком убегали в дальние уголки сада и он играл для меня. Когда Рони был прежним. Когда был жив отец. Когда мать не походила на тень.

Слёзы вопреки моей воле потекли по щекам.

Неожиданно Вик оборвал игру:

– Дная, оставайся с нами, к чему тебе бродить по дорогам одной? А я буду играть для тебя столько, сколько захочешь. Хоть все дни напролёт, хоть всю жизнь.

Я не ответила,