Проснулась я под звуки свирели. Вик заботливо укрыл меня одеялом. Рядом стояла миска с едой. Все знают: маг после работы всегда не прочь поесть. Даже в самых бедных хижинах, где я останавливалась на ночь и помогала по мере сил, используя магию, меня всегда кормили. Брынь был прав – слухи бежали впереди меня. Стоило мне заглянуть в какой-нибудь городок, в какую-нибудь захудалую деревеньку и назвать своё имя, меня сразу зазывали во все дома – только выбирай. А хозяева, приютившие меня, оставляли дверь незапертой, потому что к ним тут же начинали ломиться гости. Все хотели видеть меня, многие лишь для того, чтобы прикоснуться к моему плащу, но больше было таких, что шли с просьбами. Я помогала, лечила, советовала… Я старалась не отказывать, тратила магическую силу не раздумывая и никогда не жалела об этом. Народ же платил, как мог, – кто едой, кто деньгами, а были и такие, что приносили мне чудеса или слухи о них. Но ни разу, ни в одном доме ко мне не обратились с пустой просьбой или ради забавы. На своём Пути я обрела то, чего у меня никогда не было, – уважение. Я стала не просто маленькой частью чего-то большого, я стала собой.

– Как ты? – спросил Вик, отложив свирель.

– Уже в норме. – Я жадно набросилась на еду.

Парень присел рядом, осторожно поглаживая меня по волосам. От этого опять захотелось заплакать. Почему-то вспомнился Жук. Вик был на него чем-то очень похож. От этой мысли у меня пропал аппетит. Не хватало ещё расклеиться и потянуться к теплу. Я знала, что сильно об этом пожалею.

– Схожу к Брыню, – сказала я, отставляя миску.

– Может, ещё посидишь? Я поиграю, – предложил Вик, ему явно не хотелось расставаться со мной. А вот я в его присутствии теперь чувствовала себя неловко.

– Насидимся ещё, а нам с Брынем надо кое-что обсудить, – позволила я себе маленькую ложь в своё спасение.

– Спасибо за то, что вылечила парнишку, – сказал мне Брынь, когда я уселась рядом с ним.

– Не стоит благодарности, это же Вик.

– Похоже, всё, что говорят о тебе, правда.

– И что говорят?

– Говорят, что ты никому не отказываешь в беде. Говорят, что дом, который ты посетила, становится благословенным и счастливым. Говорят, что ты сама доброта.

– Врут.

– Всё?

– Всё, – вздохнула я устало.

– Ну, пусть и так, всё равно спасибо.

Вечером мы остановились на большой лесной поляне. Фургоны – их было девять – поставили кругом, выпрягли лошадей, развели костёр, приготовили ужин.

Затем Риу принесла лютню. Это была её самая большая ценность – дороже фургона и впряжённых в него лошадей. И пусть кони были хоть куда, а фургон настоящим домом на колёсах, – если бы произошёл пожар, Риу спасала бы именно лютню. Она досталась ей от матери. На фургон Риу рано или поздно смогла бы накопить вновь, а вот вернуть материнскую лютню было бы невозможно. Женщина протянула инструмент мне и попросила:

– Сыграй, Дная.

Я не стала отказываться: было огромной честью коснуться этой лютни. Я немного повозилась с настройкой. Пальцы сами собой стали исполнять танец по струнам. Я пыталась вспомнить, когда играла последний раз, – и не смогла. Да и важно ли это было?

К музыке и словам я добавила чуточку магии. Как это обычно делал Рони. Огонь, вокруг которого мы сидели, вздрогнул, и в пламени возникли образы героев баллады, которую я пела. Актёры заворожённо уставились на пламя. И когда песня закончилась и фигуры из огня превратились в яркие искры, актёры ещё долго сидели молча.

Никто больше не пел и не играл в тот вечер, словно боясь спугнуть сотворённое мной волшебство. Посидев ещё немного, люди разошлись спать, а мы с Брынем остались у огня.

Старик молчал, что-то читая в драной книжице – то ли молитву, то ли заклинание. Я не слишком обращала на это внимание, мои мысли были совсем в другом месте. Я думала о завтрашнем дне. Планировала свои действия и принимала нелёгкое решение. А оно действительно было нелёгким. Рисковать труппой Брыня или рассказать старику правду о Гринане и лишиться такого удобного прикрытия? Второй вариант к тому же мог привести к моему открытому столкновению с Гринаном. Этого мне тоже не хотелось.

Решившись, я сжала в кулак правую руку, а затем по привычке погладила кольцо магистра.

– Не простое колечко, – подсел ко мне поближе Брынь, – занятное.

– Кольцо мага, прошедшего Испытание. Таких немного.

– Такое, как это, вообще одно. – Брынь помолчал, глядя в пламя, словно слушая то, что нашёптывает ему огонь, затем продолжил: – Я знаю, как оно попало к тебе.

– Откуда тебе всё известно, Брынь?

– Все слухи на свете, особенно такие интересные, стекаются к бродячим актёрам как бы сами собой, а мы несём их дальше, иногда уже в виде пьесок и баллад.

– Ох, только не говори, что про меня уже есть баллада.

– Есть. Слышал у одного знакомого менестреля. Люди тебя любят. Правда, чтобы баллада была более трогательной, менестрель вплёл в неё несчастную любовь.

– Ну вот и делай после этого добро людям, – рассмеялась я. – И кого же я люблю?

– Не ты, тебя любят.

– Уже легче.

– Согласно балладе, твоё сердце отдано лишь Пути. А мужчина страдает, ожидая возвращения любимой. Но ты так никогда и не вернёшься к нему.

– Хм. В этом что-то есть, – улыбнулась я. – И кто же этот страдалец?

– Рэут.

– Что? – Мне стало смешно – Менестрель явно не был знаком с магистром лично. Вернусь в столицу, обязательно расскажу о балладе Рэуту, если он ещё не слышал.

– А почему ты так уверена, что это не может быть правдой?

– Рэут влюблён в своё одиночество. Ему лучше всего одному. – От слов Брыня моё веселье как рукой сняло.

– Никому не может быть хорошо одному, – покачал головой Брынь. – И тебе тоже. Девочка, ты не устала от такой жизни? Когда ты последний раз жила по-человечески, не мотаясь по дорогам?

– Это говорит мне бродячий актёр?

– У всех, кто ездит в этих фургонах, – обвёл рукой Брынь спящий караван, – призвание. Мы не можем жить без сцены, без дороги. А какое призвание у тебя? Разве это ты любишь?

– Это уже не важно, Брынь, я бродячий маг. Если вас толкает в дорогу призвание, то меня моё проклятие и необходимость спасти брата. Но Рони спасти я пока не могу, поэтому помогаю тем, чьи беды мне по плечу.