Саша не успел подумать: так оно на самом деле было или нет.

— А к тебе гости! — воскликнул Борис Сергеевич.

Саша повернулся и увидел в распахнутой двери ребят, а среди них — Олега и Таню. Все были в белых длиннющих халатах, наброшенных на плечи.

На тумбочке выросла горка гостинцев: яблоки, мандарины, конфеты, компот в банке.

— Располагайтесь, гости, располагайтесь, — сказал Борис Сергеевич. — А я пойду газетку почитаю в холле, — он вышел.

— Ну, как ты, Санька?..

— Да ты ничего, бледный только…

— Слышь, Комаровы вернулись с Дальнего Востока. Теперь Алешка опять у нас в классе…

— Тебе привет от Ашота…

— Санчата твои целые. У меня в сарайчике хранятся. Ты молоток, Санька, быстро поправился…

На Сашу обрушился ворох вопросов, восклицаний и школьных новостей. И ему стало тепло и радостно от голосов ребят, от их веселых лиц.

— Про тебя заметка в школьной стенгазете, — сказал Олег. — Так и называется: «Доброта и смелость — всегда вместе». Это Ашот такое название придумал.

Саша видел, как Таня посмотрела на Олега, но не понял, в чем дело. Он не знал, что заметка эта не только о нем, но и об Олеге тоже. Вернее, сперва об Олеге, а потом уж о Саше, об их смелом поступке.

— А это тебе, чтобы не было скучно, — сказала Таня и достала из портфеля книгу.

«Тимур и его команда»! Эту книгу Саша давно хотел иметь. Как это Таня угадала?!

Ребята сидели бы еще, но вошла медсестра и скомандовала:

— Пятнадцать минут прошло, ребятишки. Пора и честь знать. Не то всем сейчас уколы сделаю, — засмеялась она.

Подталкивая друг друга, все вышли из палаты.

— Ты давай побыстрей выздоравливай, — на прощанье сказал Олег. — Пока зима не кончилась…

Саша остался один. Визит товарищей немного утомил его, взволновал. Он лежал и думал о том, что все-таки хорошо иметь друзей. Растроганный их приходом, снова стал припоминать происшедшее. Глядя сейчас как бы со стороны, Саша увидел себя там, на реке, растерявшимся и оробевшим. В то время, как Олег уже бросился к полынье спасать Таню, он (Саша помнил это хорошо) все еще стоял и раздумывал, вспоминая про какой-то закон физики и свое «Вот если бы я!..» И лишь потом, после окрика Олега, кинулся к проруби им на помощь… Теперь же он чуть ли не героем стал… Как могло получиться такое? — думал Саша. Ведь он никому ничем не хвастался… Почувствовал, как теплый комочек застрял в горле…

За окнами было уже темно. Саша зажег ночничок на тумбочке. Вошел Борис Сергеевич.

— Почему ужинать не ходил? — спросил он.

— Не хотелось. Тут мне понатащили всякого… Яблочки, мандарины, конфеты, компот… Вместо ужина, — ответил Саша.

— Понятно… А загрустил чего? — покосился на него Борис Сергеевич. — Вон, даже новую книгу не читаешь…

— Не хочется, — тихо сказал Саша.

Борис Сергеевич стоял возле умывальника, чистил зубы. Саша как бы впервые разглядел его сейчас. Невысокий, в длинном, до пят, рыжем байковом халате. Был он худ, в вырезе больничной нательной сорочки, тоже большой на него, виднелась впалая грудь, торчали ключицы. На старческом лице проступали скулы, обтянутые смуглой обветренной кожей. И несмотря на это, на седые поредевшие волосы, было в его облике что-то молодое, задиристое и веселое. Наверное, потому, что радостными, быстрыми и добро поблескивавшими оставались синие глаза да всегда подвижными были мосластые, надежные руки.

— Ты не печалься, — сказал Борис Сергеевич, укладываясь в постель. — Все у тебя будет хорошо… Читать, значит, не хочешь? — он до подбородка натянул одеяло… — А сказку хочешь?

— Какую еще сказку? — удивился Саша. — Что я, маленький?

— Сказки разные бывают. Для всех возрастов. Даже для взрослых. Их ведь люди сочиняли. Да не просто люди, а которые жизнь толком знали… Я и сейчас сказку-мультик по телевизору не без охоты гляжу. Чему-то она и меня, старика, учит. Правда, внучка смеется… Ты разве сказок не любишь?

— Я люблю книги, — серьезно сказал Саша. — А сказки что? Небылицы.

— Это тебе не повезло хорошую сказку услышать. Над иной сказкой призадумаешься больше, чем над какой книгой… Вот послушай…

Голос Бориса Сергеевича звучал тихо, доверительно, будто рассказывал он о своих хороших знакомых. Иногда посмеивался, иногда грозно пришепетывал или ласково растягивал слова.

Саша лежал с закрытыми глазами. И чем больше вслушивался в голос Бориса Сергеевича, звучавший в полутемной палате, где булькала вода в батареях отопления, тем больше окунался в события, происходившие в сказке.

* * *

Деревня стояла на крутом берегу широкой и быстрой реки. И было много в этой реке хорошей рыбы: и уху сварить, и зажарить на конопляном масле, и завялить, и заморозить на зиму, чтобы потом строганину делать. Однако река принадлежала Королевичу, и рыбу из нее брать мог только он либо другие для него. А конопляное масло крестьяне сдавали во Дворец Королевича, поскольку земля, на которой росла конопля, принадлежала тоже ему. Впрочем, как и вся земля вокруг. А земля была родючая, добрая. Да что проку? Почти весь урожай холуи Королевича отбирали в королевичевские закрома. А кто возражать смел, того плетью секли. И леса богаты дичью были, ягодой да грибами. Но опять же народ только ведал про это, а пользоваться не мог: леса тоже были Королевича.

Так и жила та деревня, как и прочие в этом краю: с утра до ночи работала, а с голоду пухла.

На самом отшибе деревни, у входа в лес, стояли две избы на курьих ножках. Друг против дружки. В одной жил одинокий мужик по прозвищу Грамотей — единственный, кто на сотни верст окрест знал грамоту, многие книги читал да мир повидал. А в другой избе жил одинокий мужик по прозвищу Заумник. У этого в сарайчике была странная мастерская. Он строил там какое-то колесо с лопастями. «Как придумаю, — говорил он, — чтоб колесо вечно вертелось, так оно начнет своими лопастями счастье загребать. Вот тогда и пущу его по всем дворам, чтобы каждый видел, кто я есть». Только этой работой и был он занят всю жизнь. Крохотный кусок земли его, где когда-то росли рожь, конопля да картошка, превратился с годами в пустырь, заросший бурьяном, — хозяин уже забыл, как пахать да сеять, как серп и косу в руках держать. Жил он на подачки соседей, односельчан, помогавших ему в надежде, что смастерит он то чудо-колесо, и оно отблагодарит их потом. Полагали, серьезным делом занят человек. Шли годы, десятилетия. Ржавчина съела косу и серп у Заумника, и сдохла